Евгений Сухов - Жиган по кличке Лед

Глаза Ильи вспыхнули и стали совсем светлыми, невидящими. Он качнулся вперед и схватился за плечо Ипатова.

– Чтоб я сдох!.. – пробормотал он.

– Что такое?.. – Тут лицо Ипа выразило некое беспокойство, и он, проведя рукой по щеке, пробормотал: – А, ну да, точно… Ты ж там с ней что-то крутил… До этой весны…

– Крутил… Серьезно все было! – ломким, чужим голосом произнес Илюха.

– Ну, брат! Кто ж виноват? Если ты к ней пьяный приходишь, а потом бьешь морду ее однокурснику и угрожаешь того сгноить в подвалах Чека, то уж – извини… И это – только то, что я сам видел. А таких подвигов твоих, насколько я понял, можно набрать состав до Иркутска.

Холодный покачал головой. На точеном его лице проступил лихорадочный румянец. Он несколько раз встряхнул кистями обеих рук, словно те затекли от неподвижности, и потом выговорил:

– Ладно… Разберемся. Хорошо, что у нас завтра поезд. Пошли к парням. А то они без нас даже нашего «грека» обратно усадить не смогут, так он со стула навернулся.

Илья недооценил возможности своих товарищей: они застали Рыжова вертикально сидящим на диване и довольно бодро жующим кусок баранины вприкуску с зеленью. Не дожевав до конца, он поднял глаза на вошедших и спросил:

– Слушай, Илюх… А вот кто такое – «мастодонт»?

Илья, оглушенный только что полученной новостью, не сразу понял, что от него хочет пьяный, невнятно говорящий Рыжов:

– Какой еще мастодонт?

– Ну ты, п-прежде чем свалить с Ипом… с Ильичом в соседнюю… ты сказал про Палево: дескать, он этот… мастодонт эпохи позднего ледникового… чего-то…

– Ледникового периода. Мастодонт – ну, как тебе объяснить… типа мамонта. Ну, древнего волосатого слона. Вымерли они уже. В школе учился бы прилежно, Юра, тебе и рассказали бы. А чего тебе он дался-то… тот мастодонт? – рассеянно бросил Илья и уже не услышал ответа здоровяка, потому что повернулся к нему спиной.

– Да н-ничего. Кра… красивое слово, – пробормотал Рыжов, недавно открывший в себе второе дно. – Мастриди. – Красивое… Ну… Как погоняло у большого вора… Из Одессы там, из Ростова… Маст… о!.. доннт. Звучит…

– Спустись.

– Я не спущусь.

– Мне разговаривать с тобой на виду всего общежития?

– Ну, разве тебе впервой?

– Это – правда?

– Это – правда, – ответила Александра, даже не вдаваясь в нюансы вопроса Ильи, заданного самым агрессивным тоном.

Илья, высокий, прямой, стоял перед ней в модных светлых брюках, купленных в Москве, в ультрамодной американской куртке с мягкими лацканами и тремя пуговицами, в умопомрачительных и недоступных с точки зрения желтогорского щеголя туфлях. Собственно, он и ожидал, что его наряд не произведет на Альку никакого впечатления: слишком живы были в голове воспоминания о том, на каких высоких нотах они расстались. Но человеку, которому девятнадцать лет от роду, все еще свойственны иллюзии, касающиеся собственной неотразимости. Девушка стояла у окна. Илья находился полутора метрами ниже, и в другое время он не стал бы разговаривать, что-то выяснять, унижаться тем, что стоит уровнем ниже, а – просто – одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние и сжал бы Альку в объятиях. Конечно, она вырывалась бы. Конечно, вырвалась… Но сейчас было что-то не позволяющее ему поступить именно так.

– Зачем он тебе нужен? – пробормотал Холодный. Наверно, это были одни из самых жалких слов в его короткой пока жизни.

– Я не буду обсуждать. Но если тебе интересно услышать, то ты заслужил мое расположения еще меньше его.

– Я этой суке морду разобью! – убежденно выговорил Илья и швырнул на землю букет, который он, болван, так и не передал девушке. – Старый козел, а туда же!.. Я его прирежу… дамским кинжалом, который тебе подарил, помнишь?

– Я до сих пор не понимаю смысла этого бандитского подарка. У Леньки Ипа подсмотрел? Он своей вообще «браунинг» подарил… Ее чуть за это не арестовали.

– Какой Ип? Он сам мне всегда подражал!

– Ну вот видишь. Ты неисправим. Ты совершенно неисправим. Какие-то кинжалы… Я понимаю, что ты с детства привык ходить с заточкой, потому что в вашем интернате добрая половина шныряла с ножичками. Но – я?

За спиной Альки прошмыгнула стайка любопытствующих девушек. Она возразила более конструктивно:

– А что касается старого козла Паливцева, то он не старый – и тридцати нет. А что насчет разбить – так ты уже однажды разбил одному… Ни за что. Просто так – потому, что он тебе не понравился. Помнишь, ты еще перечислял, что именно могут сделать с ним в ОГПУ. Мальчишка до сих пор боится со мной разговаривать после твоей воспитательной работы, – с жестоким сарказмом выговорила Алька и пылко тряхнула головой, и заколка, поддерживающая волосы, не выдержала, расстегнулась, – тяжелые пряди хлынули на виски, на плечи, на лоб. Алька несколько раз откинула их узкой рукой, не сводя взгляда с Ильи, и произнесла: – И не надо мне подарков. Я уже поняла, что ты был в Москве и там кто-то тебе сказал про меня и Леву… Я – поняла. Ты – предсказуемый, – с глубокой убежденностью выговорила она.