Сергей Донской - Битва президентов

Заявление про личную преданность польского президента Михаилу Шахашвили покоробило Мирослава Корчиньского. Это было уже чересчур. Решив, что Шахашвили попросту перебрал вина или коньяка, Корчиньский попытался завершить затянувшийся разговор. Однако, сославшись на неотложные дела, он был заинтригован фразой, произнесенной в ответ:

– Ты знаешь, Мирек, что я не стал бы беспокоить тебя по пустякам. У меня для тебя потрясающие новости. Настолько потрясающие, что если ты стоишь, то лучше сядь, прежде чем их услышишь.

– Я сижу, – сказал Корчиньский, перекладывая телефонную трубку из правой руки в левую. – Что за новости?

– Они касаются твоего брата, – загадочно произнес Шахашвили.

Таким тоном он мог бы сообщить о том, что покойный президент Польши чудесным образом воскрес и приступил к исполнению своих обязанностей.

– Говори, Майкл, говори же! – заволновался Мирослав Корчиньский.

– Стас погиб не случайно, – нагнетал обстановку Шахашвили. – Тут имеет место злой умысел. Я даже намекнул об этом на недавней пресс-конференции.

Собрав кожу на лбу в скорбную гармошку, Корчиньский попытался вспомнить, что именно заявил президент Грузии на встрече с прессой. Кажется, его спросили, что он подразумевает под злым умыслом. Ответ, данный Шахашвили, ничего не прояснял, а, наоборот, запутывал. «Я имею в виду ту форму, в какой погиб руководитель Польши. Естественно, в этом есть определенный символизм. Не стану делать комментариев в связи с этим».

«Если Шахашвили позвонил лишь для того, чтобы снова нести эту ахинею, – подумал Корчиньский, – то не стоило отвечать на звонок. Хорошо ему там, в Грузии. Пьет, ест, развлекается с красотками в свое удовольствие. Вот пусть и развлекался бы, а не морочил голову занятым людям…»

И все же он не удержался от вопроса, вертевшегося на кончике языка:

– Какой злой умысел?

– Ты действительно хочешь знать это? – тянул время Шахашвили.

– Да! – рявкнул Корчиньский, не в силах более сдерживать возбуждение. – Говори скорее, Майкл! Мы не в театре, так что вполне можно обойтись без этих драматических пауз.

– Хорошо, Яри. Сейчас ты услышишь правду. Но обещай не перебивать и не задавать лишних вопросов.

– Обещаю, – нетерпеливо воскликнул Корчиньский.

– Начну с того, – заговорил Шахашвили, – что в моем самолете установлена новая система катапультирования стоимостью семь миллионов долларов. Видел фильм «Блок номер один»? Там показана аналогичная капсула. Теперь, если что-то произойдет с моим «Челленджером», я нажму на кнопку и… хоп! – Шахашвили торжествующе хохотнул. – Только меня и видели.

«Сейчас я скажу ему, что он пьян, – пообещал себе Корчиньский. – Пусть идет и проспится. Хам. Трус и хвастун, проваливший все возложенные на него надежды».

Воспитание и привычка контролировать каждое свое слово не позволили Корчиньскому произнести это вслух. Посопев в две дырочки своего покрасневшего от негодования носа, он спросил:

– Это и есть твоя сногсшибательная новость, Майкл?

– Только одна из них, – небрежно бросил Шахашвили. – Вторая заключается в том, что твоего брата убили. Катастрофа под Смоленском была подстроена, Яри. Вот почему я приказал установить на своем самолете эту чертову катапульту. Советую тебе поступить точно так же. Подсказать тебе, где можно приобрести эти штуковины?

«Ну вот, – пронеслось в мозгу Корчиньского. – Похоже, я следующий президент. Если этот болтливый кавказец не лжет, то, похоже, мне больше не придется ломать голову над предвыборной программой».

– Ты сказал, катастрофу подстроили? – осторожно переспросил он, не слишком доверяя своим ушам.

– Вот именно, – произнес Шахашвили. – Русские убили Стаса. В этом нет ни малейшего сомнения.

– Я с самого начала думал так, – признался Корчиньский, отыскивая похолодевшей рукой сердце. – Но доказательства! Где взять доказательства?

– Взять? Это говорит человек, живущий в двадцать первом веке?

– Э-э… Я не совсем понимаю…

– Все ты понимаешь, хитрец, – весело произнес Шахашвили. – Сейчас ничего ниоткуда не берется, сейчас все покупается. Если тебе нужны доказательства, заплати деньги и получишь их с доставкой на дом. – Тон Михаила изменился, словно он внезапно опечалился. – Я бы сам приобрел этот видеоролик и подарил тебе, Яри, но двадцать миллионов!.. Ты не представляешь, во что обходятся мне ежедневные подавления беспорядков. У меня, президента великой Грузии, даже лишней тысячи лари нет, не говоря уже о долларах. Все идет на защиту демократии, каждый цент, каждый тетри.