Юлия Латынина - Бандит

— Боже мой, — сказал Шакуров, — какое несчастье! Ты можешь рассказать, что там случилось?

— Это не твои проблемы, Саша.

— Но это из-за меня?

— Не засоряй голову. Рано или поздно я бы все равно врюхался. Лучше уж из-за тебя, чем из-за какого-нибудь Павла Сергеевича. Одолжи мне тачку, и будем квиты.

Шакуров безмолвно протянул ключи. — Ты сейчас куда? — спросил Шакуров.

— К Иванцову. Он, видите ли, дает мне ссуду.

Шакуров в изумлении дернул себя за галстук.

— Тебе? Он так и сказал?

— Ну, как раз он так не сказал… — протянул Валерий. — Поехали вместе, — решительно сказал Шакуров.

— Да у тебя ж дела! «Хитачи» на таможне…

— Я знаю Иванцова, — решительно заявил Шакуров, — если он видит, что с человека три четверти шкуры содрали, то думает: «Ах, какой сволочной народ пошел, мне только четвертинку оставили!» Так что поехали вместе, а то он четверть шкуры сожрет и еще сложные проценты возьмет, скажет, «как же, я вам блох из шкуры вывел».

Шакуров отдал Валерию не только машину: он настоял, чтобы Валера снял с себя облезлую куртку и джинсы, грязные, как совесть секретаря горкома, и надел его, шакуровский, двубортный серый костюм.

Галстук он Валерию завязал собственноручно.

Через полчаса Валерий с Шакуровым явились в старое издательство. Фирма Иванцова жила своей обычной жизнью: в угловом кабинете стайка сотрудников пила кофе, где-то трудолюбиво скрипел принтер, и узкий коридор был совершенно загроможден вынесенной из кабинетов редакционной мебелью: Иванцов продолжал обновляться.

Глава фирмы встретил посетителей уже в новом кабинете. Старые редакционные столы исчезли, уступив место длинным пластиковым созданиям с круглыми боками, мягкому ковру цвета осеннего неба и заграничным шкафам. За их прозрачными стеклами стояли невиданной толщины папки.

Иванцов грустил в кабинете один. Увидев Шакурова, он вздрогнул, но потом овладел собой и пошел навстречу, протягивая друзьям руку.

— Вы серьезно хотите дать мне денег? — спросил Валерий.

Иванцов сел. Он был явно не в себе.

— Вот что, Валера. Времена у нас сейчас неважные. У конторы денег нет. А если бы были — я не один, компаньонов много. Что это — скажут мне, одну ссуду не возвратил, другую берет?

Юрий Сергеевич вздохнул и стал рисовать пальцем кружки на столе, пряча глаза от Валерия. Он, очевидно, нервничал.

— Так что ссуды касса дать не может.

— Ясно, — сказал Валерий, поднимаясь.

— Сядь! Ничего тебе не ясно!

Валерий приостановился. Юрий Сергеевич раскрыл портфель и вытащил из него толстую пачку денег.

— На.

Валера в недоумении смотрел на зеленые доллары.

— Это мои деньги, Валера. Бери.

— А расписка? — спросил с изумлением Нестеренко.

— Жив будешь — отдашь. Куда я с твоей распиской пойду? В Краснопресненский народный суд? Объяснять, откуда у меня тридцать тысяч?

— Юрий Сергеевич, — потрясенно сказал Шакуров, — спасибо вам…

— Иди с глаз моих, — нервно проговорил Иванцов и тут же добавил: — А ты, Саша, останься.

Валерий сунул деньги в «дипломат» и вышел в коридор. Не прошел он и трех метров, как навстречу ему со скамеечки поднялся скучающий человек в сером плаще: — Гражданин Нестеренко?

— Он самый.

— Следователь прокуратуры Миклошин. Вы задержаны по подозрению в вымогательстве.

Еще двое человек обступили Валерия с обоих боков. Валерий отчаянно оглянулся. На пороге директорской комнаты стоял Юрий Сергеевич, и глаза его были все так же виновато-блудливы. «Пушка, — промелькнуло в голове у Валерия, — Шутникова пушка! Нельзя мне с такой пушкой попадаться, за одну пушку срок впаяют».

— А ваши документы? — растерянно спросил Валерий.

Миклошин, усмехаясь, сунул ему под нос кожаную книжечку.

Перехватив своими клешнями руку с книжечкой, Валерий подсек следователя. Тот опрокинулся на спину. Оба опера рванули кобуры. Валера схватил старый редакционный стул, выставленный в коридор по случаю перемеблировки помещений, поднял его и с размаху надел на голову одного из оперов. Сиденье стула взлетело кверху и прицельным попаданием сбило лампочку в коридоре. Та жалобно дзинькнула и погасла. Круглая деревянная рама стула ударила опера по локтю, и тот мгновенно выронил пистолет. Валера поднатужился и швырнул окольцованного стулом опера в его же товарища. Товарищ, однако, оказался проворным: он увернулся и от стула, и от человека и стал взводить пушку. Нога Валерия хлестнула его чуть ниже локтя, опер заорал и пушку выронил.