А. Логачев - Колумбийская балалайка

«А с другой стороны, — вдруг пришло Астремадурасу в голову, — если в связи с Энрике можно отличиться и помочь влиятельному лицу, очень влиятельному, то… ну-ка, ну-ка…»

Ведь, пожалуй, засиделся он вторым человеком в полицейском участке. Пора бы подумать о месте первого человека…

После долгой абстиненции небеса наконец прорвало — чего и опасался Алексей. Причем этот дождь был лишь предвестником — так сказать, робкой пробой сил, легкой tour-dê-force стихии, которая обещала обрушиться на эти широты через несколько дней.

Стихии под названием сезон дождей.

Но и во время этой пробы сил небесная канцелярия за день выполнила и даже перевыполнила годовую норму по осадкам какого-нибудь Мухосранска в окрестностях города Рязань: с утра здесь дождь шел уже восемь раз, по пятнадцать минут каждый…

Нет, шел не дождь.

Может, ливень?

И даже не ливень, а… а…

Эх, нет в русском языке слова, которым можно было бы описать тот форменный потоп, что периодически и совершенно неожиданно низвергался с чистого минуту назад небосвода на колумбийскую землю, яростными ударами водяных струй хлестал ее в течение пятнадцатиминутного сета и прекращался столь же внезапно, сколь и начинался. Причем только для того, видимо, прекращался, чтобы набраться сил для новой атаки. И что интересно, на небе по-прежнему не было ни облачка: просто в какой-то момент бездонная голубоватая белизна над головой вдруг мутнела, серела, потом темнела, откуда ни возьмись, из ничего, вдруг материализовывались тучи — и слаженно извергались на сушу. Пятнадцать минут, не больше, — и снова как ни в чем не бывало жарит солнце, а небо сияет недоумевающей белизной: мол, я тут ни при чем…

Конечно, частично сдерживали напор водяных масс высокие кроны деревьев, почти полностью закрывающие небосвод, но тем, кто находился под их укрытием, все равно доставалось неслабо: дождь стоял стеной, уже в пяти метрах ни черта не видать, и уже бесполезно было раскатывать лодку, чтобы превратить ее в палатку, и уже одежда намокла и жуть как неприятно липла к телу, дождь заливал глаза, лез в ноздри и в рот, исполинские лапчатые листья каких-то коричневых волосатых пальм прогибались под тяжестью воды и в самый неподходящий момент обрушивали на беглецов целые водопады; земля становилась непроходимой трясиной, ливень колотил по джунглям, как в тысячу тамтамов, и непонятно, что именно рождало этот монотонный, нескончаемый звук, словно дробины сыплются в пустое ведро, — звук, от которого буквально вянут уши, и во время дождя мир исчезает за серой пеленой…

А потом бац — и тишина. Все. Передышка, «дождик» перестал.

Но.

Но и после того, как неожиданно иссякал поток, отдохновения не наступало: перенасытившая разогретую землю влага начинала бурно испаряться, и между толстенных стволов деревьев, перевитых лианами, повисал густой белесый туман… Добро б туман — то была непроглядная водяная взвесь, мельчайшие капельки воды клубились в душном, зловонном воздухе. И дышать в этой взвеси было совершенно невозможно. Равно как и узреть что-либо дальше вытянутой руки.

Один плюс был во всей этой катавасии: исчезли москиты и прочая летуче-кусачая мошкара.

Беглецы пережидали небесный энурез под кроной какого-нибудь дерева и продолжали путь только во время туманного затишья. Лодку так и не раскатали: зачем, если все равно намокнет? Тащи ее потом… Так и тащили, полусухую — с упорством, достойным, пожалуй, лучшего применения…

Им повезло: именно во время паузы между водяными банями, незадолго до наступления ночи, они вышли к узкому, но удручающе длинному болотистому озерцу, растянувшемуся вдоль линии прибоя, метрах в семидесяти над уровнем моря. Был бы сейчас дождь, они б запросто могли пройти мимо, обогнуть озеро и даже не поглядеть в сторону берега. А так…

— Деревня! — вдруг хрипло крикнул Алексей, шедший впереди всех, и встал как вкопанный — так резко, что понуро бредущая следом, ничего не соображающая и мокрая как мышь Татьяна ткнулась носом ему в спину.

— Люди… — простонал тоже узревший цивилизацию Миша. — Сухо, телефон, мини-бар, обслуживание в номерах…

— …и курево, — трагическим шепотом добавил Вова.

И действительно, в пелене тумана, поднимающегося над полого опускающимся к океану берегом, смутно угадывались на фоне грязно-серой океанской воды домишки и сарайчики. Как пить дать — деревня. Причем обитаемая: над крышами поднимались струйки печного дыма, в окнах горел свет и доносилось едва различимое «пых-пых-пых» некоего механизма. Ни автомобилей, ни людей было пока не углядеть.