– Не я тебя убью, другие найдутся. Как говорят, корова одна, мясников – много. И никто по тебе плакать не будет. Смерть осла – праздник волкам. Давай ешь!
Локтев не обратил внимания на его приглашение и двинулся к выходу.
– Ты что? – остановил его Махкам окликом. – Садись, ешь!
– Ну вас всех! И плов ваш и все вы сами дерьмо!
– Жить надоело? – спросил Махкам и голос его звучал зловеще. – Увидят, что от угощения отказался, обида будет. Далеко не уйдешь.
– Зараза! – рявкнул Локтев, но все же присел к блюду. – Ладно, Махкам, кончай трепаться. Что я должен сделать для них?
– Я ждал, когда спросишь. Значит, все правильно понял. И не бойся, Витя. Ничего особенного делать не заставят. Ты водила, твое дело грузы возить. И соблюдать дисциплину. Не тащить контрабанды. Им честный труженик нужен. Все остальное я тебе дома, в Кашкарчах скажу. Ты все выполнишь и снова деньги получишь. Им помогать надо. У них, Витя, священная война. Джихад меча называется. Не слыхал? Вот и зря. Теперь запомни слово. И заруби на носу – не ты один рискуешь. Они больше тебя. От смерти нет лекарства и молитвы. Вот почему тебе с ними лучше ладить. Не думай, что ты самый ловкий и смелый. Они тоже такие. Потому не кроши свой хлеб в чужой суп. Они не хуже тебя из блох сало топить умеют. У них – джихад меча!
– Кончай ты со своим джихадом. Он меня не касается.
– Касается, Локоть. Не будь дураком. Иначе амер объявит тебе самому джихад руки. Так они называют кару отступникам. И твоя башка покатится в кювет.
– Что же делать?
– Подчинись им. Объяви свой джихад. Личный. Джихад сердца. Чтобы вести войну со своими дурными привычками.
– А ты их считал, мои дурные привычки?
– Зачем считать? Ты победи хотя бы свою жадность, и джихад сердца для тебя будет оправдан…
– Черт с вами, – сказал Локтев в сердцах. – Только прибавляйте плату!
Капитан милиции Андрей Суриков вернулся из отпуска.
Месяц, беззаботно и весело проведенный в деревне Поповка Чеховского района Московской области, в стороне от железной дороги и магазинов государственной торговли пролетел как один день – солнечный, ясный, полный деревенского свежего воздуха, вкусной колодезной воды и простора полей. Может быть, именно поэтому Суриков, едва войдя в кабинет, застопорился на пороге, увидев убожество, на которое раньше не обращал внимания. Само название «кабинет», почерпнутое из лексикона высокого стиля, никак не подходило к закутку, где все свободное пространство занимали два стола, два сейфа и один общий на двоих шкаф для бумаг. Здесь пахло табачным дымом, хотя оба обитателя комнаты уже год не курили. И все же дух холодного застарелого никотина густо пропитал воздух, занавески на окнах, бумаги, лежавшие на столе и в сейфе. От всего этого Суриков отвык, и знакомая обстановка рабочего места показалась ему унылой и убогой.
Бросаясь в будни, как в холодную воду, Суриков проник в узкую щель между сейфом и столом, сел на стул, размышляя, как удобнее поменять лист грязно-зеленой бумаги, покрывавший столешницу, причем сделать это так, чтобы не поднять тучу пыли. В это время дверь открылась, и в комнату протиснулся напарник Сурикова капитан Ермолаев. Крепко сбитый, с могучей бычьей шеей, почти квадратный, он перекрыл своей фигурой дверной проем сверху донизу. Не подходя к столу, бросил на него пластиковую папку с застежкой молнией и сказал, будто подал команду:
– Суриков, к шефу! Быстро!
– Ты даешь, Виталик, – откликнулся Суриков удивленно. – Ни привета, ни дружеских рукопожатий. Что, теперь у нас так принято? А может, тебя повысили или меня разжаловали?
– Разве мы не виделись? – спросил Ермолаев с видом человека, который свалился со стула. – Ты это серьезно? Тогда извини, я замотался. На мне висит ограбление инкассатора. Сам понимаешь. Ладно, здравствуй.
Ермолаев опустился на свой стул и стал накручивать диск телефона.
Суриков вернулся через полчаса. Вошел, увидел Ермолаева, который что-то азартно писал, согнувшись над столом, насколько ему позволяла фигура штангиста.
– Привет, Виталик! – бросил Суриков с порога и стал пробираться на свое место.
– Мы уже здоровались, – сообщил Ермолаев, не отрывая головы от бумаг.
– Серьезно? Тогда извини. На мне висит два неопознанных. Сам понимаешь.
Оба рассмеялись. Один не без горечи, второй – не без злорадства. И тут же оба погрузились в свои дела.
Суриков открыл папку, которую принес от начальства. Справки, протоколы… Глаза пробегали по строкам, написанным разными, но одинаково торопливыми, хотя и разборчивыми почерками. Следователи пишут иначе, чем медики. Почерки врачей, как давно заметил Суриков, не только быстры, но и не читаемы. Следователи свое творчество приноравливают к тем, к кому их писания попадут после них.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу