Энди Макнаб - Агрессор

Я вытащил документы из-за туалетного бачка, сходил в туалет, побрился, принял душ и направился в комнату Чарли, держа в руках свои старые вещи. Мы планировали потратить остаток времени на то, чтобы как можно тщательнее замести следы. Я вытащил кассету из коробки и сжег ее с помощью спичек с логотипом отеля, после чего смыл пепел в унитаз. Даже наши мобильники постигла неприятная участь, когда, вытерев с них отпечатки пальцев, я наступил на каждый из них ботинком и раздавил вдребезги. Мы приехали в эту страну без ничего и так же должны были уехать.

Кассета из «Марриотта» осталась у нас: она была слишком ценной, чтобы избавляться от нее. Между нами и Брисбеном было слишком много потенциального дерьма, и нам нужно было иметь на руках как можно больше козырей, на случай если придется торговаться.

После завтрака, которым можно было накормить пару лошадей Чарли, мы выкинули наши вещи в контейнер для мусора позади отеля вместе с остатками камеры. Кассета была спрятана в моих новых шикарных штанах, какие носили нефтяники, а первые десять страниц документа из сейфа База я сунул в журнал и спрятал их в карман новой куртки цвета хаки. Вторая часть была у Чарли, ожидавшего рейс в терминале. Когда объявят рейс, он должен был выйти и купить что-нибудь съедобное. Это должно было послужить мне сигналом, что пора отправляться.

Мне было жаль старого пердуна. Когда-то он был сильным, твердым, надежным исполнителем, а сейчас, пораженному болезнью, ему тяжело было даже удержать ручку в руках дольше пяти минут. Я даже представить себе не мог его разочарования. Как Али — когда-то король мира, а сейчас инвалид. Но в отличие от Али у Чарли был в придачу полупустой кошелек.

После этой ночи я много думал об этом полупустом кошельке. Возможно, вместо того, чтобы хранить эти документы как гарантию, нам следовало бы сторговаться.

Мы могли бы позвонить Бешеному Дейву из Вены и уговорить его вывести нас на контакт с теми людьми, которые заказали это дело, и дать им возможность купить документ за остаток двух сотен тысяч Чарли.

В качестве бонуса я попробую подавить в себе желание оторвать им головы за то, что они забыли предупредить нас о том, что в доме, кроме нас, будет парочка маньяков-воров, а на кладбище — размахивающий мачете Здоровяк. Мы могли бы оставить себе две кассеты с Уайтволлом и копию документа в качестве маленького сувенира на память о нашем грузинском приключении на случай, если им вздумается предъявить нам какие-либо претензии.

У меня не было никаких иллюзий насчет Уайтволла. Он был такой же пешкой, как и мы, и они вышвырнут его так же легко, как намеревались вышвырнуть Чарли. Но, по крайней мере, у нас в рукаве был козырь, о котором он не хотел бы, чтобы узнал весь мир из воскресных газет.

Я вдруг осознал, что впервые в жизни мне плевать было на деньги. Я, конечно, хотел их получить ради Чарли и Хэйзл и потому, что мне никогда не нравилось, когда меня пытались кинуть, но больше ничего кроме этого. Все, чего мне хотелось, это позвонить Силки. Мне снова нужно было услышать ее голос.

Но мне не хотелось объяснять девчонкам, что домой мы будем возвращаться через Херефорд, — якобы нам нужно повидать старого приятеля, и поэтому мы прилетим на день или два позже, чем обещали, — поэтому я оставил этот разговор на Чарли.

В следующий раз, когда я посмотрел на часы, было 11.05. Я склонился над чашкой эспрессо, настолько крутым, что можно было засмолить им дорогу, как гудроном. Я смотрел, как знаменитый грузинский повар готовил что-то необычное из лука и говядины.

Я уже начинал волноваться из-за задержки рейса. Как только найдут «ауди» База с подарочком в багажнике, полиция тут же перевернет вверх дном его дом, пытаясь понять, как туда попал Дед Мороз. Или все могло произойти не так. В общем, неважно, как именно станет известно об этом ночном кошмаре. Если камеры слежения записывали все на кассету, то совсем скоро полицейские уже будут сидеть у мониторов и наблюдать мясорубку во дворе.

Остались ли молекулы ДНК на кладбище? Теперь было уже слишком поздно думать об этом. Но я все равно думал.

Адреналин и кофеин сделали свое дело. Я уже почти чувствовал, как напряжение пульсирует в моем теле. Наконец-то боль в адамовом яблоке стала потихоньку отступать.

Я сделал еще один глоток своего уже остывшего кофе и попытался напустить на себя такой же скучающий вид, какой был у остальных пассажиров, но, учитывая боль в прокушенном языке, легче было сказать, чем сделать. Больно, блин. Думаю, на ближайшее время придется забыть о соли и уксусе.