Валерий Рощин - Черная бездна

– Проще сказать, где я не был. Гулял и по улицам Мадрида и даже лицезрел корриду.

– Корриду?! Ну и как?

– Знаете, поймал себя на мысли, что искренне болею за быков.

Шеф беззвучно смеется. Я же про себя думаю: «А почему бы действительно не прошвырнуться по Европе? Почему бы не вложить пяток штук в итальянскую или французскую проституцию? Я вполне заслужил отдых честным и самоотверженным трудом».

– Напиши рапорт и завтра же отправляйся на все четыре стороны, – говорит генерал.

Что ж, мешок уважения вам, Сергей Сергеевич!

Нет, он определенно чем-то расстроен, и я намереваюсь аккуратно расспросить о причинах, но не успеваю – в аудиторию возвращается Устюжанин. Он ставит перед Горчаковым запотевшую бутылку минеральной воды и пластиковый стаканчик. Старик с удовольствием пьет, приговаривая:

– Ничто так не освежает мой мозг, как холодная минеральная вода…

– Время, товарищи курсанты, – объявляю об окончании теста.

На преподавательский стол ложатся листы со списочным составом. Мы с Георгием складываем цифры, набранные каждым из кандидатов.

– И что же вы там насчитали? – спрашивает генерал, смакуя холодную воду.

Обвожу взглядом шестерку парней. Они напряжены, взволнованны и с опаской ждут вердикта.

– Наихудшим в заключительном тесте становится старший лейтенант Панин. Он набрал наибольшее количество баллов, то есть остальные товарищи отправились бы с ним на боевое задание в последнюю очередь.

– Панин, не забудьте зайти в штаб и поставить в командировочном удостоверении отметку об убытии, – дополняет Устюжанин.

– Но я был первым на «тридцатке», – удивленно разводит руками курсант.

– Вас предупреждали, что последний тест является решающим. По его результатам отсеивается любой кандидат, даже если на других тестах он был лучшим.

– Почему? – не сдается старлей.

– Потому что умение уживаться в коллективе – одна из важнейших составляющих нашей тяжелой службы. Вы свободны.

– Есть, – вздыхает «слабое звено» и, опустив голову, плетется к двери.

Парень буквально раздавлен итогом испытаний. Ничего не попишешь – законы в нашем отряде суровы, но справедливы и, можно сказать, написаны кровью погибших сослуживцев.

Аргентина, Байя-Бланка

Одиннадцать дней назад

Дважды просигналив, темный автомобиль остановился у чугунных ворот. Сидевшему за рулем крепышу с бычьей шеей пришлось заглушить мотор в ожидании, пока садовник проковыляет по аллее, отопрет замок и распахнет створки.

– Какого черта Рауфф его держит?! Он же еле волочит ноги! – проворчал он, включая скорость.

– Старость сентиментальна, – проскрипел с заднего сиденья пассажир – полный и абсолютно лысый мужчина преклонного возраста. – К тому же привычки имеют свойство изменять характер. У тебя, Вальтер, еще будет время это понять.

– Надеюсь, господин Руст…

Автомобиль въехал на территорию обширного участка, отгороженного от внешнего мира высоким забором. Ветхий двухэтажный особняк стоял в глубине – облупленные стены едва просматривались за густыми кронами палисандров.

Прошуршав по гравию, машина остановилась у каменных ступеней крыльца. Здоровяк Вальтер (на вид ему было лет сорок) выбрался из салона и помог выйти пассажиру – тучному старику с массивной тростью.

Оглядевшись, гости направились к парадному входу.

– Господа, – подоспел запыхавшийся садовник, – хозяин ждет вас у водоема.

Вальтер взял старика под руку и повел вдоль особняка к заднему двору…

Особняк, да и сам участок выглядели заброшенно и уныло – видимо, бывший в годах садовник мало что успевал. Чисто выметенная аллея от ворот до крыльца, парочка подстриженных газонов и засаженная цветами клумба перед домом – вот и все, что радовало глаз в усадьбе на северо-восточной окраине аргентинского городка Байя-Бланка.

Хозяин сидел на деревянной лавочке у круглого водоема. О чем-то задумавшись, он разминал в ладони вчерашний кукурузный хлеб и бросал в воду. Вода у края водоема «вскипала» от пиршества декоративной форели…

Подойдя к лавке, крепыш Вальтер тихо окликнул:

– Господин Рауфф! Бригаденфюрер!

Хозяин не шелохнулся. Тогда за дело взялся толстяк Руст: подняв трость, он постучал по деревянной спинке и громко позвал:

– Очнитесь, Кристиан!

Тот поднял голову и пару секунд смотрел на визитеров отсутствующим взглядом…

Сейчас он мало напоминал подтянутого и энергичного оберфюрера, изобретавшего по приказу Генриха Гиммлера механизмы смелых и головоломных операций. Редкие седые волосы вокруг большой проплешины, дряблая кожа, изрядно «приправленная» пигментными пятнами, трясущиеся руки… Прямой нос с едва заметной горбинкой да волевой прямоугольный подбородок – вот и все, что осталось от молодого Кристиана Рауффа.