Владимир Король - Время тяжелых ботинок

Пришлось выполнять и другой приказ шефа Джона Касаткина – взять на работу своим заместителем толкового немногословного парня, до этого работавшего в российском торгпредстве в Бразилии. Он якобы что-то не поделил с начальством и из системы ушёл. Чуть позже Айсор сообщил Осе и оперативный псевдоним Марлена Буздакова – Хантер.

Тот удивил своей осведомлённостью в делах холдинга и тоже оказался большим энтузиастом рейдерства.

На это направление Леонид Брут и поставил Хантера – по настоятельному совету Айсора.

Оса тут же обратил внимание, что все планы рейдерских атак на будущий год – сплошная «оборонка».

Это была хорошо замаскированная экспроприация оборонных предприятий, в лихие времена попавших в частные руки.

«Пусть хоть так коррупционер Дрозд поработает на государство, тем более, за такие деньги», – ухмыльнулся Оса.

Кинжал с самого начала чувствовал отеческую заботу Палыча. Между ними установилась невидимая связь понимания без слов. Такого не было ни с кем – ни с матерью, ни с отцом, ни с вологодской Маргаритой, ни даже с Димычем. О жене речи нет вообще: она была дана Богом, чтоб жизнь мёдом не казалась.

А скорее всего, ему была нужна хоть какая-то моральная поддержка. Русский индивидуалист советского разлива – существо исключительно социальное.

Он приехал на Павелецкую набережную под вечер. Охрана пропустила без задержки.

На втором этаже, в деловой части офиса, он нос к носу столкнулся с Желваком.

– Леонид Сергеевич! – стал тут же прикалываться пахан, демонстрируя отличное расположение духа, – очень рад! Очень рад! Проходите, располагайтесь, я сию минуту.

Кинжал прошёл через пустую приёмную в настежь раскрытые обе двери в кабинет Палыча. Он повесил свою короткую дублёнку в шкаф, прислушался и словно невзначай, обойдя огромный стол хозяина, цепким взглядом окинул разложенные бумаги.

Ничего интересного: договоры, скорее всего, фиктивные, справки-счета, какие-то спецификации, коммерческие предложения и бизнес-планы.

Но прямо перед отсутствующим хозяином, так, если бы он сидел и читал, лежала компьютерная распечатка с текстом 24?го кегля.

Кинжал пробежал глазами: «Рейдеры – специалисты по перехвату оперативного управления или собственности фирмы с помощью специально инициированного бизнес-конфликта».

Физиологи говорят, что умный человек думает, как переваривает пищу, – он и сам не может объяснить, как он это делает. Переваривает – и всё.

За секунду Кинжал отпрянул от стола и пулей оказался у инкрустированного столика в противоположном конце просторного кабинета – для приёма гостей. Он вырвал из кобуры мобильный телефон и набрал какой-то малозначащий номер. Там ответили, а он стал громко гнать какую-то туфту – про то, что завтра – никак, у него банковский день, приедут люди, идёт внутренняя аудиторская проверка…

За этим разговором его и застал вернувшийся в свой кабинет Желвак:

– Китайский лимонник? Или того, что в нос бьёт?

Кинжал обратил внимание, что лексика Палыча постоянно меняется. Он любил всякие случайно услышанные словечки и обороты.

Остановились на коньяке, с лимончиком по-николаевски – на каждой дольке две горки: кофе и сахар.

Теперь Кинжал должен был, не мигая, изучать реакцию пахана на свой рассказ об инструментах рейдерства, схемах захвата, проблемах подкупа чиновников.

Уже через пять минут Брут понял: Желвак в курсе.

Да тот особо и не скрывал.

– Этот Щегол, или, как он у тебя – Дрозд? – Желвак похихикал своим управляемым дежурным смехом, – сначала пришёл ко мне. А я и думаю, – дай-ка проверю своего крестника, не забыл, кому обязан по жизни? Послал его к тебе, а потом всё дни считал и гадал, расскажешь или нет? Дело-то на многие миллионы бюджетных денег тянет. А ты теперь мог бы и без меня, старика, обойтись – а?

При этом Желвак своими чёрными глазами уставился прямо в переносицу Кинжала и ждал ответа.

Леонид Брут катанул на скулах натренированные желваки.

И взгляд пахана выдержал.

– Зря вы, Сергей Палыч. Два с половиной года я – пацан, хожу под Желваком. И умереть хотел бы пацаном. И чтобы вы над моим гробом на Котляковском кладбище слово красивое сказали. Мечта у меня такая – понимаете?

Сказанное пахан прочувствовал – это не пьяный бред.

Если у него где-то и выросли дети, лично ему об этом ничего было неизвестно. А тут впору слезу пустить.

За плечами шестьдесят три года жизни.

Денег – навалом; дома – по всему миру; уважаемый человек – «вор в законе»; последние годы фарт так и прёт, чего ещё!