Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

Нецелесообразно переживать за «Лин, Клео и Клео». И знаете почему? Она-то заплатила за позолоченный кулак как раз акциями «Голь и Ко» и «Ли Хэ Пин». При этом, щадя витающего в мире чистого искусства бывшего владельца приобретенного раритета, помогла ему через одного парня уже сбросить эти акции. То, что акции сбрасывал неведомый рынку искусствовед, ввело в заблуждение обычно насторо­женных маклеров. Они прозевали начало атаки. И кусок ис­торического дерева, и деньги, вырученные, по существу, за клочки бумаги, то есть акции «Голь и Ко» или «Ли Хэ Пин», перешли в собственность «Лин, Клео и Клео». На самых законных основаниях. И мы их поздравляем!

Когда я позвонила в компанию «Лин, Клео и Клео», стар­ший клерк сказал, что они получают запросы от ценителей древностей относительно возможности осмотреть приобре­тенный предмет. «И какой же ответ даете?» — спросила я. Он один для всех: «Никаких проблем!»

Джефри погасил экран и набрал сингапурский номер.

— Джефри? — спросил Клео Сурапато.

— Поздравляю, — сказал Джефри.

— Ха-ха-ха... О, прохлада на склонах горы Фушань! Если бы мог, принес на веере в город, как красавицу на руках...

Вот уж действительно, подумал Джефри, тайна каждой национальности не в кухне или одежде, а в манере понимать вещи. Китаец Клео никогда не лгал, но ему бы и в голову не пришло сказать правду. Прочитанная строка древних стихов была произнесена как раз, чтобы ничего не сказать.

Но только ради этого Клео не разыскивал бы Джефри во Франкфурте. Следовало сосредоточиться.

— Как погода? Снег? — спросил Клео.

— Одного снеговика слепить определенно хватит...

На условном жаргоне так обозначались дипломники Рур­ского университета.

— Это лучше, чем искать там, где солнце светит за тучами.

Солнцем за тучами называлась Япония.

В трубке затянулось молчание. Клео откашлялся.

— Я еще хотел сказать... В Москве умер Васильев. Его помощник Себастьяни отстранен от серьезных дел. Отправ­ляют на отсидку к нам в небольшой должности, в их торго­вом представительстве. У меня телекс от московского агента, который вертелся в министерстве на Смоленской и приме­тил объявление о панихиде. Догадался расспросить и о вто­ром... Он с дурным характером... Ты меня понял, Джефри?

Странные, непредсказуемые и трусливые в денежных де­лах русские, подумал Джефри. Если Васильев и положил какой лишний чек в бумажник, что плохого? Но, кажется, им запрещено оставлять наследство... Странные моральные ценности. Зачем занимать в таком случае ключевые посты? Конфуцианское представление об идеальном чиновнике.

— Фамилия этого человека произносится Севастьянов, — сказал Джефри в трубку.

— Севастьянов! Почему вы решили, что выбранное по­прище — ваше призвание?

Вопрос задавали в приемной комиссии финансового ин­ститута преподаватели, читавшие лекции по обществоведе­нию. Профессионалы такое спрашивать стеснялись.

Но на этом вопросе он почти засыпался. Что вас побудило стать паровозным машинистом?

В 1947 году отец Севастьянова, уволенный из армии по болезни, преподал первый урок отношения к деньгам. Мать нахваливала Севастьянова, который на удивление соседям приносил ей в больницу мед, масло, белый хлеб и однажды шоколадку. Цены в коммерческих магазинах и на рынке, где только и можно все это доставать, были трехзначные. Окры­ленный похвалой, Севастьянов вытащил из-под матраса, на котором спала мать, шесть перетянутых пачек, всего на сум­му шестьдесят восемь тысяч рублей, и в придачу три нерас­печатанных колоды трофейных, как тогда говорили про все иностранное, игральных карт, выменянных у пленных вен­гров. Отец, забывший от удивления снять второй сапог, вы­порол Севастьянова узким, вдевавшимся в галифе ремнем. В школе пришлось только делать вид, что сидит за партой. Все знали, что Севастьянов — поротый. Но никто не посмел смеяться. Из-за отца. Отец вытащил кучу денег вместе с картами на балкон и, полив керосином, сжег.

А деньги не пришли к Севастьянову легко. Поднаторев в поенных пионерских играх, они держали на своей окраине под контролем кассы кинотеатров «Родина», «Победа» и клу­ба «Строитель», а также входы в две бани. Особенно большой куш взяли, когда в «Строителе» пустили «Дети капитана Гранта», У кассирши перекупили билетные книжки. И пере­продали по собственной цене. Распарившимся после бани подсовывали мороженое — снег, облитый сахарином. За клубом в зарослях крапивы вытоптали площадку, где крути­ли рулетку. Играли даже считавшиеся «в законе» блатные, которые при проигрышах с ними не связывались. Десяти­летние «севастьянчики», как их называли, случись конф­ликт, дрались беспощадно, брали числом и сплоченностью.