Стивен Хантер - Мёртвый ноль

Почему они болтались в Кабуле? Война была их бизнесом, и бизнес шёл хорошо. Все трое въехали в США пять месяцев назад через международный аэропорт Майами, кружным путём через Лондон и Стамбул попав во Флориду. Госдеп отметил и пропустил, наркоборцы отметили и пропустили, а в Майами увидели трёх богатых громил, ездивших бухать и отдыхать. Они исчезли из Майами как раз вовремя… как раз когда началась возня вокруг Зарзи.

Это были как раз те парни, которые могли расстрелять здание или убить девять незнакомых людей, не смеха ради, а потому, что это была их работа, им за это хорошо платили. Но кто нанял их? Они работали в своём эксклюзивном мире- главным образом служа разведкам, международным преступным группам, странным богатеям, которые могли купить всё, что им требуется ради каких-то грязных дел и плевать на расходы.

Вопрос дня: на кого они работали? «Было бы неплохо пообщаться с этими джентльменами и понять, что они задумали», — подумал он и попытался понять, как это сделать. Они бы могли рассказать всякое… Но пока всё это давало лишь нечёткое подтверждение словам Суэггера о наёмниках. Он не мог взять их с поличным, не мог объявить их в розыск, даже не мог начать искать их. Но он мог выдать низкоприоритетный запрос на пересылку в штаб-квартиру любой и каждой информации, касающейся этой тройки и это может дать что-то насчёт троих помощников смерти.

Это был маленький дом с гравием вместо газона и кактусами вместо кустов. Одноэтажный, с плоской крышей, один из многих в этом районе Хендерсона, который сам был районом Вегаса, он располагался под пекущим солнцем Невады. На подъездной дорожке была припаркована "Хонда Цивик", на бампере которой читалась отклеившаяся наклейка: «…ША и лети!», которая раньше читалась как «Вступай в ВВС США и лети!»

Они постучались, и им открыла молодая женщина в спортивных шортах и алкоголичке, на шее у которой висели только что вынутые из ушей наушники, идущие к айподу, прицепленному к шортам. Волосы у неё были короткие, натурально светлые, а кожа- очень красивой, чего нельзя было сказать о ней самой. Тем не менее, она была вполне приятной и выглядела располагающе, без той развязной красоты, которая многих отпугивает.

— Мисс Домбровски? — спросила Чандлер, показав свой значок.

Значки всегда плохая весть, даже если они её не несут. Домбровски шагнула назад, моргая, потеряв самообладание, и сказала:

— Эээ… да?

— Я спецагент Чандлер. Это следователь Суэггер. Мы из ФБР. Расследуем события, происходившие в операционном центре 143го экспедиционного крыла на авиабазе «Крич» несколько месяцев назад. Можем поговорить с вами?

Чандлер исполнила свою роль в полицейской работе мягко, но в тоне «без-херни-без-отказа», и молодая женщина, потемнев в лице, шагнула назад, впуская их.

— Ивините, я немножко взмокшая, — сказала она, — только что с велотренажёра. Затем она пустилась в бестолковое объяснение, что ей нужно быть в «Бордерсе» в одиннадцать, затем в центре в восемь, так что другого времени для упражнений кроме как утром нет, хоть и нелегко… но ни её саму, ни их всё это не волновало.

Все сели: хозяйка — в кресло, двое визиторов — на софу. Кофе? Нет. Сок, вода… нет. Так зачем это? И наконец: — мне нужен адвокат?

— Нет, — ответила Чандлер. — Мы просто проясняем разные вещи. Относительно ракетного запуска возникли разговоры. Может, это и не был ракетный пуск, а что-то взорвалось и без ракеты. В этом городе такое бывает. Но Агентство затребовало расследования, и вот мы здесь. Мы вчера были в операционном центре и говорили со всеми пилотами на дежурстве, полковником Нельсоном и офицером боевого управления, капитаном Пиплзом. Не было только вас, но поскольку вы рядом, мы решили завершить протокольные разговоры. Вы не «объект интереса», и против вас не проводятся следственные действия. Возможно, что-то изменится, но если так будет, вы будете об этом проинформированы и получите все возможности для защиты.

Она мрачно кивнула и сглотнула. Затем ответила:

— Я не могу ничего вам сказать.

— Плохое начало, — заметила Старлинг, слегка обескураженная.

— Если там какое-нибудь нарушение или преступление или что угодно — то это мои действия и моя вина, и ничьи больше. Я не буду свидетельствовать ни против моих коллег, ни против старших офицеров. Если у вас есть улики против меня и вы собираетесь предъявить обвинение или прислать повестку — я не буду пытаться защищаться. Если тюрьма- я пойду в тюрьму. Я об этом долго думала и это всё, что я вам скажу. Вы вроде бы неплохие люди и вы тут не для того, чтобы навредить мне, но будет именно так.