Алексей Макеев - Я убью свое прошлое

Илья уже всерьез подумывал, а не прихватить ли «объявление» с собой в качестве сувенира, когда к воротам подошли два крепких мужика, неповоротливых в зимней одежде, принялись греметь ключами и открывать торжище. Следом откуда ни возьмись возникли тетки-продавщицы, принялись – кто с интересом, кто недовольно – поглядывать на Илью. Он поймал на себе их взгляды, но виду не подал, сорвал с ворот афишу вместе с листовкой и принялся рвать на мелкие клочки.

– Педиков ненавижу, – пояснил он обалдевшим зрителям. – А этот Издыхайлов – педик поганый. Отвечаю.

– Разве? – такого разочарования в женском голосе и лице ему давно видеть не доводилось. Дородная тетенька под пятьдесят распахнула доверчивые жирно накрашенные глаза и едва не заплакала, глядя на клочки под ногами Ильи.

– Точно, пассивный. Как баба, понимаешь? – Илья шаг за шагом отступал подальше от ворот. Еще немного, и забор поворачивает, потом обрывается, переходит в бетонные плиты, а за ними пустырь с теплотрассой, куда он, собственно, и держал путь.

– Ужас, – проговорила вторая и добавила со злостью: – Не ожидала я от него.

– Они там все такие, – «добил» ее уже расправившийся с замком мужик, и компания двинула в сторону промерзших за ночь палаток и магазинчиков. Илья рванул в другую сторону, промчался мимо последней плиты забора, повернул и выскочил на пустырь. Все, первый уровень пройден, через город ему удалось проскочить, пора переходить к завершающему номеру программы.

Гулять по морозцу пришлось долго, первый «объект» попался Илье почти в десять утра. Заросший по самые глаза рыжей бородой субъект в коричневом пальто до колен, драных джинсах и чем-то вроде галош выполз из норы под забором привокзального рынка и потащился куда-то по тропинке между сугробами. Илья шел навстречу бомжу, оба остановились одновременно. От невысокого краснорожего мужика с пятнами экземы на лице и руках разило, как от перевернутого мусорного бака, Илья пожалел, что отверг предложение и не прихватил с собой прошлой ночью пузырек с нашатыркой хотя бы в качестве сувенира. Постоял, борясь с тошнотой, вытащил из кармана пятисотенную купюру и показал бомжу. Тот подался вперед, его водянистые голубые глазки под рыжими ресницами сузились, корявые лапы дрогнули.

– Чего надо? – и голос под стать, словно человек говорит из мусорной урны, закрытой крышкой.

– Здесь недавно женщина под поезд попала, – Илья старался не дышать, не помогал даже мороз, тухлый гнилой запах, казалось, намертво прилипает к волосам и одежде. Бомж затряс башкой, из-под вязаной черной шапки вывалились клоками нечесаные сальные патлы. Илья невольно отступил и задержал дыхание. Бомж решил, что добыча передумала, и шагнул следом.

– Там стой, не подходи. – Бомж послушно остановился и прогудел:

– Знаю. Вован видел, как ее ночью двое по шпалам тащили. – И умолк, не сводя глаз с купюры в руке Ильи.

– Приведешь мне Вована – каждый по столько получите. – Илья шагнул в сугроб на краю тропинки, провалился по щиколотку в слежавшийся снег. Бомж проковылял мимо, Илья отвернулся, выждал, пока ветер унесет тухлую волну, крикнул в спину «агенту»: – Полчаса жду и ухожу! Бегом, если деньги нужны!

А сам рванул подальше от забора, но отошел недалеко, к оврагу у «железки», подальше от нахоженных троп. Лишний раз светиться незачем, понятно, что людям плевать друг на друга, но черт его знает, вдруг сыщется среди таких пофигистов один «неравнодушный», опознает объявленного в розыск опасного преступника и сообщит, куда следует. А это ему сейчас ни к чему, пошли последние часы в родном городе, немного осталось. Илья постоял, задрав голову, глядя на поезда, прошелся вдоль основания насыпи до переезда, но подниматься вверх не стал, развернулся, двинул обратно.

Вован с «коллегой» – пухлым, с оплывшей физиономией мужичком – уже ждал денежного клиента у рыночного забора. Увидел Илью издалека, оживился, ткнул пальцем в его сторону и принялся что-то втолковывать собеседнику. Свидетель в замызганной бесформенной куртке с натянутым на голову поверх шапки капюшоном уставился на подошедшего Илью мутными серыми глазками и заговорил пропитым тенорком.

Обитал Вован в подвале дома, где сохранилась с военных еще времен угольная котельная, а добывать пропитание предпочитал на вокзале. Поэтому его путь ежедневно (или еженощно) пролегал мимо нехорошего места. В тот день Вован задержался на вокзале – праздновали юбилей одного из «местных» – и домой возвращался под утро. Передвигаться он мог с трудом, поэтому часто останавливался, чтобы отдохнуть. И во время одного из привалов увидел, как двое мужиков волокут к рельсам женщину. В самом факте такого способа передвижения Вован ничего крамольного не усмотрел, если бы не одно «но».