Александр Чагай - Врата джихада

Во внутреннем дворике сушилось белье, в коридор выходили двери многочисленных боксов. У каждой — по несколько пар обуви. По мусульманским обычаям в помещение следует входить разутым. Каждая комната рассчитана на двоих. Здесь очень тесно. Из мебели — две кровати, два крохотных письменных стола, один шкаф для одежды. Оставшегося пространства едва хватало, чтобы жильцы могли разойтись — что называется, впритирку. Бросалось в глаза отсутствие телевизоров и компьютеров.

В одном из боксов на кровати сидели Чотча и Исмаил. У окна храпел наголо бритый афганец. По местным правилам представители одной страны должны были обитать в различных боксах. Русского селили с суданцем, узбека с афганцем, египтянина с китайцем и т.д. Исмаил делил комнату с афганцем, а Чотча — с турком.

Карачаевцы были озадачены и взволнованы. Исмаил нервно перебирал четки.

— Я думаю. — начал Чотча.

— Чего думать! Говорил же — на себя надо рассчитывать! Вот тебе и картиночка — все как короли, а мы. Ладно. — Исмаил шумно вздохнул. — Сколько там у тебя?

Чотча пересчитал содержимое кошелька.

— Шестьсот восемьдесят пять.

— Не густо. У меня тысяча. Итого: не хватает. Пары штук, как минимум.

Чотча наморщил лоб.

— А Хамзат! Этот куда запропастился?

Дагестанца Хамзата, третьего из российских студентов, обучавшихся в Исламском университете, приятели обнаружили в прачечной. Крутились барабаны машин, по бетонным желобам стекала грязная вода. Коренастый парень лет двадцати примостился на лавочке рядом с пластиковым тазиком (в нем он принес грязную одежду) и терпеливо ждал, когда завершится стирка. Юноша симпатичный, но чересчур робкий, застенчивый, немногословный. Разговор с карачаевцами ему был неприятен: он волновался, да так, что пошел пятнами.

— Да не скупись! — настаивал Исмаил. — На такое дело не жалко.

— Нет у меня ничего. Нету. Отстаньте от меня, — пытался отвязаться от карачаевцев Хамзат.

Исмаил в ярости замахнулся. Занесенную для удара руку успел перехватить Чотча, оттеснить приятеля.

— Хамзат, дорогой. Я знаю: ты нас не очень любишь. Но это ничего. — Чотча напрягся, соображая, как бы получше вразумить сокурсника. — Мы же из одной страны. Откажемся от России, нас в грош ставить не будут. Презирать будут, понимаешь? Мы должны держаться вместе. Пусть видят, что у нас своя страна и свой флаг.

Хамзат отвернулся.

— Нет у меня денег.

Ему стало настолько стыдно и неудобно, что он решил: терять нечего. Пропади все пропадом. Все равно карачаевцы терпеть его не могут, с ними никогда не сдружиться.

— Да, да! Плевал я на эту Россию! — продолжил он в запале. — Я не хочу туда возвращаться! Мы там что — люди? Мы — черножопые, нас давят как клопов, отстреливают.

Дагестанца остановила пощечина, которую ему отве­сил Исмаил. Чотча добавил тумака. Хамзата отбросило к стенке. Он лежал в тесном закутке между подоконником и стиральной машиной, размазывал по физиономии кровь и слезы.

В посольстве Рашид Асланович Галлиулин пенял своему подчиненному:

— Зачем было идти к этой шмакодявке? Ты все-таки не у него работаешь.

— Дело касается всего посольства, — объяснял Ксан, — а он поверенный в делах. Я обязан был...

— Вот и нарвался. Твой вопрос решить не проблема. Возьми из подотчетных. как бы на агентурное мероприя­тие. А сейчас я тебе кое-что интересное почитаю. Вот. — Галлиулин порылся в газетных вырезках. — Послушай, мне понравилось: «В Карачи запрещены два популярных таблоида за публикацию фотографий обнаженных женщин. Редакторы арестованы.». Каково, а? Ханжи. Голые бабы им не по вкусу! По вкусу, знаю. А это тоже любопытно: в Рахноре какой-то псих объявил себя Иисусом Христом. В Исламской-то Республике! Ну, учудил.

Ксан из вежливости проявил интерес. Ему было отлично известно: Галлиулин рассказывает о всяких курьезах, когда у него есть серьезное поручение.

— И где сейчас Сын Божий?

—Где ж ему быть, — Галлиулину надоело разыгрывать из себя весельчака, — в каталажке. Высшую меру Иисусу дали. На днях будут «вешать за шею, пока не умрет».

Ксан развел руками.

—И вот еще. Нам кое-что прислали из Центра. — Ра- шид Асланович ослабил узел галстука, налил в стакан воды, выпил. — Вот, посмотри. — Он протянул Ксану телеграмму. — Готового решения у меня пока нет.

БМВ Ксана двигался по одной из скоростных маги­стралей, протянувшихся вокруг Исламабада. Слева — ко­нусообразные горы, справа, за чахлыми перелесками — жилые кварталы. В какой-то момент ландшафт резко ме­няется: горы отступают, вдоль дороги тянется обширное равнинное пространство. Здесь строятся новые районы. Ксан свернул с моторвэя на прилегающее шоссе, через пару минут показался кампус Международного исламского университета.