Олег Поддубный - Волчье племя

— Вот черт! — непроизвольно вырвалось у него.

— Что с вами?

— Да, о любопытной детали вы рассказали, Петр Алексеевич, — сообразил Шторм, что ответить.

— Я отослал в областную лабораторию шерсть, — с надеждой проговорил Смольников, — может быть, им удастся установить вид животного, и тогда полегче будет.

— В этом случае, конечно, вам было бы легче искать подлинных виновников, — согласился полковник. — А когда должны быть готовы результаты экспертизы?

— Вижу, и вас заинтересовало! — улыбнулся следователь.

— Безусловно!..

У Шторма зароились мысли по поводу подлинной кинологической и ветеринарной деятельности Тоцкого. У него в голове не укладывалось, что такой тщедушный человечек мог быть так разносторонне развит. Он решил не торопиться с выводами, а навестить ветеринара в больнице и откровенно обо всем поговорить.

«Ведь Смольников может выйти по цепочке через Золотого и Тоцкого даже на меня, — подумал Шторм, — а этого допустить нельзя».

Проводив Смольникова и договорившись с ним о дальнейшем сотрудничестве, начальник колонии отправился в штрафной изолятор. Дежурившие там прапорщики сразу сказали, что допрос Каравайцева уже ведется капитаном Малышевым.

Малышев встретил начальника возбужденно и даже немного агрессивно. В правой руке он держал резиновую дубинку со вставленным в нее гибким стальным стержнем. Рубашка у него на груди и спине была мокрой, а по лицу стекали крупные капли пота.

— Эта сволочь, Алексей Николаевич, ни в чем не хочет признаваться! — яростно сообщил он. — Может быть, его к блатным бросить?!

Они из него в два счета вермишель сделают!..

А у меня уже рука отваливается, Алексей Николаевич!..

Увидев окровавленную дубинку в руках Малышева, Шторм молча прошел в раскрытую камеру-одиночку, где к оконным металлическим жалюзи, именуемым на жаргоне «лапшой», был подвешен наручниками Каравайцев. Он увидел своего начальника.

— А!.. Это вы!.. — едва слышно прошептал он. — Неужели вы и вправду думаете, что заниматься подготовкой заключенных к побегу мог я, Алексей Николаевич?

Присев на бетонный стул посреди камеры, Шторм поднял на него глаза и цинично заметил:

— А как еще прикажете думать, Вячеслав Иннокентьевич? Все улики против вас!

— Да какие, к черту, улики?! — хрипло простонал капитан. — Вы что, с ума все посходили?! Какие, к черту, улики?!

— Я уже сегодня о них говорил и не намерен повторяться! Вы будете говорить?.. Я вас спрашиваю! — повысил голос Шторм.

— О чем?! Чего вы добиваетесь?

— Правды! — процедил сквозь зубы Шторм. — И только правды!

Каравайцев измученно усмехнулся и слабо пошевелил губами:

— Не там ищете. Идиоты!

Малышев подскочил к нему и стал наносить удары дубинкой. Выждав, пока они прекратятся, Шторм поднялся с бетонного стула и подошел к Каравайцеву вплотную.

— Вячеслав Иннокентьевич, повторите признание, которое вы сделали в моем кабинете, и ваши мучения прекратятся. Или вы хотите, чтобы Малышев продолжил?

Каравайцев беззвучно пошевелил губами.

— Что? Не слышу!

— Теперь я понимаю, кто вы и чего добиваетесь. Сволочь! Оборотень! — почти выкрикнул он последние слова.

— Продолжайте, Владислав Николаевич, — обратился Шторм к Малышеву, — а если он и дальше будет упорствовать, то составьте протокол допроса сами. В строевой части ДПНК есть документы с его подписью, так вы скопируйте ее и поставьте в протоколе допроса под его показаниями и последней строкой: «С моих слов записано верно и мною прочитано». А его в расход! — показал он руками крест. — Потом обо всем мне доложите!..

* * *

Тоцкий, прежде чем уехать в больницу, завернул к себе в питомник, где его встретил напуганный утренними событиями Камил. Будучи когда-то заключенным, он прекрасно знал, что сейчас делалось в лагере, и очень боялся, что оперативники могут заподозрить его в причастности к побегу. Он метался по питомнику, не зная, что делать с оставшимся оружием, спрятанным в мастерской Тоцкого, ожидая с минуты на минуту оперативников с обыском.

Когда прозвучал резкий звонок у входной двери, он даже присел от испуга, но, открыв дверь и увидев Тоцкого, чуть не запрыгал от радости.

— А я уже думал, за мной пришли, — признался он. — Как там Золотой, Стае? Что-то они раньше времени шухер подняли? А с тобой что случилось? — увидев согнутую в локте руку Тоцкого, удивленно спросил он. — Ты чего хромаешь?

— Долго рассказывать, Камил, — торопливо сказал ветеринар. — Сейчас времени нет! Потом расскажу. Ты вот что… Закройся и никого не впускай, а на входной двери приклей записку, что я в больнице. Понял?