Кирилл Казанцев - Бандитский доктор

Он сел в машину и, придержав дверцу, кинул напоследок:

– Надежда не умирает никогда. Счастливо!

Маугли махнул ему вслед, с заинтригованным видом повертел диск в руках, затем повернулся и пошел обратно. Не откладывая дела в долгий ящик, отправился в город к знакомым ребятам из телеателье, у которых выпросил видеодвойку на несколько часов. Вернувшись, установил ее в своей комнате. Подключив аппаратуру к сети, поставил диск. Появились кадры – лишь видеоряд, звука не было. Внешний вид здания, крупным планом – табличка с названием одной из московских больниц, затем крупно – номер дома и улица. Далее – вход, камера движется вдоль коридоров, поднимается на второй этаж, останавливается в небольшом холле. Издалека приближается медсестра, толкающая перед собой инвалидную коляску. Та все ближе и ближе.

Не веря своим глазам, Маугли подскочил к экрану, впился в него взглядом. Изображение укрупнялось, надвигаясь на него. Сердце замерло в груди, затем ухнуло куда-то вниз и отчаянно заколотилось.

– Господи, Господи! – шептал он, ничего не замечая вокруг, кроме мерцающего экрана телевизора, который в этот миг превратился в центр Вселенной. Картинка максимально увеличилась и застыла в режиме стоп-кадра. Прямо перед ним в инвалидном кресле на колесиках сидела Лена, бледная, исхудавшая, живая Лена, ЕГО ЛЕНА!!!

Слезы застили ему глаза, он весь затрясся, повторяя, словно в бреду: «Живая, живая, живая…» Изображение померкло, исчезнув, а он все не мог оторвать взгляда от экрана, даже не замечая мельтешение «снега» на нем. Наконец, опомнившись, включил диск сначала, просмотрел еще раз, потом еще. Подбежал к окну, вернулся, рухнул без сил на стул.

Он сидел, обхватив голову, и плакал. А за окном моросил холодный осенний дождь. И казалось, не будет конца и края этому дождю, вероятно, последнему в уходящем году. Вот-вот выпадет снег, наступят холода, все вокруг будет сковано льдом. И ничего не останется, кроме мороза, вьюги, льда и снега. Здравствуй, матушка-зима! Как же без тебя-то в России?!

«Люди часто испытывают неприязнь и даже страх, сталкиваясь с проявлениями подсознания. Его реликтовое содержимое вовсе не нейтрально, как и не безучастно. Наоборот, оно имеет такой мощный заряд, что зачастую вызывает не просто беспокойство, но и настоящий ужас».

Карл Густав Юнг

Погожим летним днем студентка медицинского института Мария Новоселова после лекций возвращалась домой. Она быстро прошла через сквер, пересекла двор и ступила в подъезд своей девятиэтажки. Разрывая тишину, гулко хлопнула дверь за спиной. В полумраке девушка поднялась на первый этаж и, вызвав лифт, застыла в ожидании. Внезапно ее охватило ощущение смутной тревоги. Она нервно огляделась, всматриваясь в темные углы. Казалось, повисшая в подъезде тишина скрывала в себе нечто жуткое, затаившееся где-то рядом, словно зверь, подстерегающий свою жертву.

Девушка зябко поежилась, почувствовав, как на нее накатывают волны страха. В этот момент подъехал лифт. Обычно его створки гостеприимно распахивались, разъезжаясь в стороны, – так ей всегда казалось. Но сегодня открывшаяся взору пустая кабина воспринималась как разинутая чудовищем пасть, готовая проглотить жертву, растворить в своем нутре.

Нервно передернув плечами, она вошла в кабину и уже хотела нажать кнопку, когда вдруг рядом с ней из подъездного полумрака возникла фигура незнакомца. От неожиданности Мария вздрогнула и отпрянула в дальний угол. Молодой мужчина повернулся к ней спиной и, не спрашивая ни о чем, нажал кнопку нужного ей этажа. Створки закрылись, и лифт плавно поехал вверх. В страхе девушка уставилась на стоящего к ней спиной попутчика. Внезапно, все так же в полном молчании, он поднял руку и надавил «стоп». Лифт послушно завис между этажами. Словно в каком-то кошмарном сне девушка наблюдала, как он медленно, ужасающе медленно повернулся. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, студентка приоткрыла рот, чтобы нарушить это невыносимое молчание, но сумела выдавить из себя лишь какой-то неясный писк.

Все внимание приковал остекленевший взгляд незнакомца, который, казалось, ничего не выражал. Но за этой холодной ледяной пеленой она разглядела жгучую ненависть, полыхавшую в глубине его души, ярость убийцы, пришедшего за своей жертвой. Ужас сковал Марию, оцепенев, она увидела, как одеревеневшее лицо мужчины скривила гримаса злобной торжествующей ухмылки. И словно тень от крыла птицы промелькнуло смутное воспоминание – где-то она уже его видела.