Кирилл Казанцев - Бандитский доктор

«Одна из напастей, от которой страдает современный человек, – это раздвоение личности».

Карл Густав Юнг

«Я знаю многих богов. Кто не верит в их существование, так же слеп, как и тот, кто глубоко верит в это. Я не знаю, что станет со мной после смерти… Пусть мудрецы и философы думают, что есть жизнь. Я знаю одно: если жизнь иллюзия, тогда и сам я иллюзия и свою жизнь принимаю за иллюзию. Живу, люблю, убиваю – и радуюсь жизни».

Роскошный, черного цвета лимузин, плавно притормозив, остановился у бровки тротуара, напротив подъезда фешенебельного особняка. В таких домах живет сегодняшняя элита, да еще, пожалуй, бандиты из главных. Открылась передняя правая дверца, из машины вылез широкоплечий верзила. Окинув окрестности цепким настороженным взглядом, он подал рукой знак. Приоткрылась задняя дверца слева, показался еще один амбал. Обогнув машину, он открыл для лысоватого господина с небольшим атташе-кейсом в руке правую заднюю дверь. Вся троица направилась к дому.

Телохранители действовали грамотно – один шел впереди и чуть левее босса, второй держался сзади справа, постоянно поглядывая по сторонам. Тот, что шел первым, приближаясь к подъезду, ускорил шаг. Зная, что у входа в холл расположен пост охранника, он все же осматривал его, прежде чем пропустить подопечного со вторым «секьюрити». Так было и на этот раз. Двое сзади чуть приотстали.

Они как раз поравнялись с вереницей мусорных контейнеров, торчащих в стороне от предназначенной для них площадки, что никак не вязалось со снобизмом обитателей «терема». Неожиданно крышка одного из них бесшумно приподнялась, и оттуда, словно чертик из табакерки, выскочил человек в натянутой на голову спецназовской маске и темной кожаной куртке. В каждой руке он сжимал по пистолету с накрученным на ствол глушителем. Раздались негромкие хлопки. Убийца в первую очередь ликвидировал охранника, что шел сзади, затем второго у подъезда, всадив по пуле в голову каждого. И хотя стрелял он навскидку, все выстрелы достигли цели. Оба телохранителя с продырявленными черепами рухнули на землю, окрашивая серую поверхность асфальта алой кровью.

Опешивший обладатель кейса застыл на месте, уставившись на убийцу. В следующую секунду он был сражен пулей, выпущенной из «ТТ». Человек в маске выстрелил для верности три раза. Первая пуля вошла в лоб, вторая пробила шею, третья раздробила правую скулу. Жертва еще не успела коснуться тротуара, а киллер молнией метнулся к металлической ограде, за которой раскинулся палисадник расположенного по соседству детского сада.

Опомнившийся водитель, выскочив из машины, открыл бешеную пальбу вслед беглецу. Пули защелкали по асфальту, но того уже и след простыл. Вся операция заняла не более тридцати секунд.

У него было имя – Роберт, но все звали его Маугли. Парню минуло лишь двадцать семь, а выглядел он еще лет на пять моложе, ибо обладал гибким, мускулистым телом, послушным и выносливым, как у пантеры. Темно-карие, почти черные глаза, смуглая кожа, густая шевелюра цвета воронова крыла – его можно было принять равно как за цыгана, так и за молодого араба или индуса.

Родителей он не помнил, зная лишь, что они трагически погибли, когда ему не было и двух лет. Вначале Роберта воспитывала бабушка – единственная родственница. Когда, спустя три года, старушка умерла, он оказался в детдоме, в котором прошли его детские и отроческие годы.

Кто не вырос в приюте, среди таких же сирот и «отказных», ничего не знает об подобном «рае». В детдоме, куда попал пятилетний Роберт, царили жестокие нравы, а проявление доброты считалось слабостью. Сызмальства такие, как он, крепко-накрепко усваивали главный принцип – выживает сильнейший. Кто-то ломался тростинкой, затравленный сверстниками и наставниками, а кому-то везло отстоять свое место под солнцем. Но стать твердым и сильным, не ожесточившись, – задача почти не выполнимая, когда рядом нет мудрых наставников, готовых подсказать и разъяснить смысл жизни.

Не минул этого и Маугли. Поначалу все его шпыняли, и он превратился в озлобленного затравленного волчонка, еще не готового дать сдачи своим обидчикам, но уже научившегося обнажать зубы в оскале. Там он и получил свое прозвище. Сходство с героем Киплинга дополнялось еще и тем, что он был чернявым. Оказалось, что кличку он заработал не зря – не прошла и пара лет, как вчерашний забитый пацаненок превратился в драчуна и нарушителя внутреннего режима. Подрастая, он становился все более жестким, твердым и непримиримым, сдачи давал сразу, несмотря на численный или силовой перевес, обид не прощал, на компромиссы не шел ни с кем, даже с учителями и воспитателями.