Феликс Разумовский - Кара

Как и везде, здесь много пили и шумно жрали, вытирая слюни, разбавленные слезами, грозились повесить проклятых комиссаров на каждом телеграфном столбе, а на сцене с десяток безголосых мамзелей демонстрировали под музыку цвет своих французских панталон:

— Вон он, задрыга. — Кондрат Спица указал урабленным подбородком на столик в глубине зала. — Я лабаю на подкачку. — И, заложив руки в карманы генеральского мантеля без погон, враскачку направился к плотному усатому господину, в одиночку убиравшему жареную утку с яблоками.

— Ах вот ты где, паскуда! — Уркаган пошатнулся, как сильно пьяный человек и заплетающимся языком поинтересовался: — Когда, сука, на дочке моей обрюхаченной жениться? Ты, козел душной, скотина безрогая, хам неумытый.

— Вы ошиблись, любезный, мы незнакомы. — Голос любителя жареной утки был негромок, но тверд, и рука его незаметно потянулась под стол, скорее всего, к револьверу.

— Ты что к человеку пристал, наглая твоя харя? — Быстро приблизившись, Хованский принялся Кондрата Спицу отталкивать в сторону. Обернувшись к плотному усачу, широко улыбнулся: — Извините, господин хороший, пьян он, не соображает ничего, — а заметив, что тот руку из-под стола убрал, тут же всадил ему в горло по рукоять приблуду остро заточенный финский нож.

— Зеке! — Сбивая встречных с ног, Кондрат Спица уже мчался к выходу. Не мешкая штабс-капитан кинулся за ним следом. Очутившись в темноте улицы, негодяи стремительно побежали в разные стороны — ищи ветра в поле. Да и кто искать-то будет?

— Ну, как он? — Подполковница Астахова решительно изъяла из своей креманки ошметки экзотических фруктов, щедро плесканула в нее кофе из чашки и, тщательно размешав, принялась черпать ложечкой. — Чем дышит-то?

— Вчера у нас опять был моцион к сфинксу. — Катя внимательно наблюдала, как кроваво-красный сироп медленно расползается по подтаявшему шоколадному пломбиру. Внезапно ей сделалось тошно. — А третьего дня были мы у доктора, никаких, говорит, выраженных патологий нет, а отчего люди бродят ночами, толком не знает никто. Мол, психика человеческая — терра инкогнита, и со времен папы Фрейда мало чего узнали нового. Рекомендовал попробовать гипноз.

Они сидели в небольшой, уютной кафешке с названием располагающим — «На жердочке». Неудовлетворенно посмотрев на свою опустевшую креманку, Таисия Фридриховна помахала официантке рукой:

— Алло, девушка, два по сто коньяку, орехов да бананов сушеных пачку, — и, дождавшись заказанного, посмотрела на подругу испытующе: — Слушай-ка, мать, а может, выслать тебе этого Берсеньева-Савельева к чертовой бабушке, чего жизнь-то молодую изводить? Много было таких, сколько будет еще впереди — какие твои годы.

Она попыталась улыбнуться, но Катя ее не поддержала и, хотя была за рулем, приложилась к коньяку:

— Слышь ты, Тося, как с ним, мне ни с одним мужиком так хорошо не было. Потом, нравится он мне. А кроме того, — она внезапно невесело усмехнулась, — кажется, я в залете.

— Ну ты, мать, даешь! — Подполковница поперхнулась даже и соболезнующе закивала головой: — Времени нет спираль всобачить, такие мы занятые?

— Да нет, недавно я новую освоила, японскую. — Разговор Кате явно не нравился. Заметив это, Астахова мгновенно переменила тему:

— Прокачала я тут кое-чего, с архивом связалась, и доложу тебе, что открываются вещи интереснейшие. Дед твоего Савельева, знаешь, к примеру, кто был? Ни за что не угадаешь — самый что ни на есть орел-чекист, генерал энкаведешный.

— Да? — Катя рассеянно посмотрела на ворох бумаг, который подполковница потащила из своей сумки, и внезапно горько, по-бабьи, заревела — наверное, не надо было пить ей коньяк на голодный желудок.

В то время как подполковница Астахова жевала засушенный банан, а Катя в ее обществе пускала слезу, доктор наук Чох сидел перед экраном монитора и от нетерпения покусывал губу.

Весь сегодняшний день он занимался анализом древнейших религиозно-философских систем. Хотя даже при беглом рассмотрении в них ощущалась какая-то общность, никаких конкретных результатов пока получено не было. Отодвинув стул, Игорь Васильевич подошел к окну, где на подоконнике закипал чайник, заварил «Липтона» и, глотнув, крепко потер ладонью седоватый ежик на затылке.