Сергей Зверев - Небесный шторм

– Район Аз-Вари, – проворчал отрок. – Здесь до Триполи двенадцать километров. Спокойно тут, не волнуйся, войска в Аз-Вари не стоят, ничего военного, бомбят не часто.

– Если нет военного, значит, не бомбят, – назидательно сказал Шарль. – НАТО не работает по гражданским объектам.

– Ты, чё, с пальмы рухнул? – парень выразительно покрутил грязным пальцем у виска. – Уж мне ли не знать, чего тут бомбят, а чего нет. Детский сад на днях взорвали, хорошо, хоть ночью дело было…

«Пропаганда Каддафи», – успокоил себя Шарль, испытав на мгновение какое-то странное чувство, напоминающее стыд.

– Это дом моего дяди Вахида, – пояснил пацан. – Топай за мной и ни о чем не спрашивай. И пистолет убери, ты что, стрелять собрался?

Шарль снова чувствовал себя неловко, вертел головой, засовывая пистолет в комбинезон. Автогонка завершилась в районе, где отсутствовала многоэтажная застройка. Узкий двор, стены, вымазанные известкой, и ни одно окно, по мусульманской традиции, не выходит на улицу. Высокие заборы из белого камня, белые наличники, белое крыльцо, на котором сушились какие-то тряпки. Гул населенного пункта остался за воротами, долетали лишь невнятные звуки – смесь из трафика, говора, криков вьючных животных. В глубине двора возвышался добротный белый дом с пристроенной деревянной мансардой. Ветвистые кусты магнолий, усеянные белоснежными цветами, окружали крыльцо. Туда и потащился, волоча ноги и независимо помахивая конечностями, Гамал. Летчик семенил следом, с любопытством озираясь. Виднелась только крыша у соседей – все остальное пряталось за забором и развесистыми апельсиновыми деревьями. И вдруг мелькнуло что-то над забором – Шарль насторожился. Верхняя часть никаба – женского головного убора, закрывающего лицо, с узкой прорезью для глаз. Моргающие любопытные глаза – жгучие, карие, огромные, напомнившие ему глаза барменши Софи – когда же он, черт возьми, избавится от этого наваждения?! Он моргнул, видение пропало – словно и не было подглядывающей соседки. Только ветка качнулась, коснувшись гребня стены. Гамал ничего не заметил, он уже взбирался на крыльцо, имитируя старческую одышку. Покосился на отстающего, изобразив нетерпение – мол, чему вас там в спортзалах учат…

В доме было чисто, прибрано, повсюду ковры, посуда. В большой комнате стоял современный телевизор, полы устланы подушками, цветастыми пуфами. В помещении находился толстоватый ливиец с седой головой и в рубашке навыпуск. Видимо, дядя Вахид собственной персоной. Он сидел перед телевизором и что-то поедал из глубокой плошки – вполне по-европейски применяя вилку и салфетку. Государственный канал «Аль-Джамахирия» представлял Зеленую площадь в Триполи (явные фотообои), государственный флаг – единственный одноцветный флаг в мире – и верного сына полковника Каддафи и ливийского народа Сейф аль-Ислама, дающего интервью корреспонденту агентства «Аль-Джазира». Беседа велась на английском языке, лысый, как яйцо, «сын» терпеливо и вполне доброжелательно внушал корреспонденту, что НАТО перешел на новый уровень агрессии и проводит преднамеренные удары по гражданским зданиям. «Это преступление против человечества», – хитровато поблескивая очками, уверял аль-Ислам. Толстяк повернул голову… и чуть не подавился, выплюнул часть еды обратно в плошку. В глазах мелькнула растерянность, он справился с собой, сомкнул кустистые брови. Шарль постеснялся заходить в комнату, слушал, как вполголоса препираются дядя с племянником. Толстяк размахивал плошкой, шипел, как гремучая змея. Гамал что-то доказывал. Шевельнулась занавеска, отделяющая мужскую половину от женской, очередная пара глаз смерила взглядом нежданного гостя. Сомкнулись занавески, зашуршали тапочки. Спор мужчин становился тише, теперь они общались нормальными голосами, потом Вахид выбрался из комнаты, окинул летчика неприязненным взглядом, почесал щетинистый подбородок и что-то сипло произнес.

– Пять тысяч евро, – перевел Гамал.

– Но у меня таких денег нет… – растерялся Шарль.

– Сколько есть?

– Три… с половиной.

Мужчины стали совещаться. Торг на Востоке – святое дело. В итоге Вахид состроил недовольную гримасу, потом вздохнул и удалился в «покои» криволапой поступью. Освещать ситуацию пришлось Гамалу.

– Отдашь три с половиной, пистолет и свою одежду. Получишь другую. Ночью – машина, спрячут, пять часов до границы с Тунисом. Есть лазейка – тебе покажут. Деньги отдашь перед границей. И все остальное… тоже отдашь. Что будет с тобой в Тунисе – не наше дело. Поднимешься наверх – там комната. Из нее – никуда. К окну не подходить. Еду принесу. Это все.