Андрей Воронин - Инструктор. Глубина падения

Журнал начал выходить совсем недавно, но, судя по тиражу, претендовал на то, чтобы стать не элитарным, а популярным изданием, составив конкуренцию «Именам», «Каравану историй» и другому подобному глянцу. Читать Забродов его не читал, так, пролистал, но успел заметить, что на обложке не самодовольные лощеные лица олигархов или акул шоу-бизнеса, а репродукции классики – «Голубые танцовщицы» Дега, один из видов Фудзи Хокусая…

Корреспонденты «Сноба» встречались не только с политиками и шоуменами, но и с писателями, художниками, учеными. В рубрике «Библиомания» была информация о книжных новинках, хотя сам Забродов больше любил проверенные временем старые книги. И соблазнившая его на интервью главная редакторша «Сноба» как будто знала эту его ахиллесову пяту. Она предложила ему поговорить об одной из редких книг, которую обещала показать при встрече. До выхода на пенсию, будучи инструктором ГРУ, Илларион Забродов никак не мог быть медийной особой. Да и теперь лишний раз светиться не стоило. Хотя, в общем-то никто никаких указаний ему на счет этого не давал.

Забродов отвернул первую страницу «Сноба» и убедился, что главным редактором действительно является госпожа Паршина, Мария Паршина, Маша. Он про себя всех женщин называл по имени. Так для него было проще. Ведь в каждой женщине, сколько бы ей ни было лет и какую бы должность она ни занимала, скрывается дерзкая или стеснительная девчонка-школьница.

Теперь, подойдя к окну и наблюдая, как медленно опускается на московские улицы вечер, как сгущаются душные летние сумерки, Забродов снова и снова прокручивал в голове весь их довольно странный утренний разговор…

А ведь утро было восхитительным. Он умылся, выпил кофе, открыл настежь окно и взял в руки купленную вчера книгу, чтобы, устроившись в кресле, насладиться и вправду уникальными иллюстрациями. В этой книге даже шрифт был настоящим произведением искусства. И он не удержался, зачитался…

«Он вышел на сушу и подошел к дереву, на котором были братья, и, севши под ним, отпер сундук, и вынул из него ларец, и открыл его, и оттуда вышла молодая женщина со стройным станом, сияющая подобно светлому солнцу, как это сказал, и отлично сказал, поэт Атьгия:

Чуть вспыхнула она во тьме, день отворил зеницы,

И чуть забрезжила она, зажегся луч денницы,

Ее сиянием полны светила на восходе,

И луны светлые при ней горят на небосводе.

И преклониться перед ней все сущее готово,

Когда является она без всякого покрова.

Когда же красота сверкнет, как вспышка грозовая,

Влюбленные потоки слез льют не переставая…»

Илларион Забродов чуть повернул к заглянувшему в окно солнцу иллюстрацию, на которой были изображены украшенный самоцветами ларец и вышедшая из него женщина в легких голубых одеждах, и самоцветы вспыхнули, как живые, а одежды в буквальном смысле растаяли… Он еще не успел как следует рассмотреть, как на это отреагировал изображенный чуть поодаль мужчина…

И вдруг звонок. И знакомый до дрожи голос:

– Простите, что так рано…

– Я уже давно на ногах, – бодро ответил он.

– Вас беспокоит главный редактор журнала «Сноб» госпожа Паршина…

Забродов осекся. Ведь он настроился на разговор совсем с другой женщиной. А госпожа Паршина, очевидно уловив его замешательство, сразу пошла в наступление:

– Господин Забродов, мне вас рекомендовали как опытного библиофила. У одного из наших читателей оказалось очень редкое, можно сказать, старинное издание, и мы хотим, чтобы вы его оценили, рассказали о нем…

– Но ведь я могу о нем ничего не знать… – попытался защититься Забродов и поймал себя на том, что фамилию главного редактора уже где-то слышал.

– Нет-нет, те, кто вас нам рекомендовал, уверены, что больше вас об этой книге никто не расскажет, – уверенно заявила Паршина, и Забродов опять поймал себя на том, как похож ее голос на голос совсем другой женщины, встречи с которой он, боясь самому себе признаться, так ждал сегодня.

Но госпожа Паршина все испортила.

– Мы к вам с фотокором вечерком подъедем, – проворковала она тоном не допускающим отказа. – У нас еще одна встреча за городом и фотосессия в интерьерах. Как только освободимся, сразу к вам. Ждите.

И ему пришлось мыть посуду, убирать в квартире. А поскольку в быту Забродов был педантом, то, вытирая пыль, расставляя на место книги, он то и дело перелистывал их, рассматривал, вчитывался. Ведь каждая из них была путешествием в целый мир. Хорошо знакомый, чуть знакомый или новый, непознанный… Уборка затянулась до вечера. «Тысяча и одна ночь» так и осталась лежать на журнальном столике. А сейчас, в сумерках, рассматривать ее можно было уже только при электричестве.