Борис Сопельняк - Багровая земля (сборник)

Шах торжествовал и подтвердил свое решение, не платить России ни копейки! Но, на его беду, русские войска перешли в наступление, разбили турок и собирались двинуться на Тегеран. Шах основательно струсил, принес русскому царю официальные извинения и в качестве своеобразной компенсации отправил в Петербург целую делегацию, которая привезла самую дорогую и почитаемую ценность Персии – алмаз «Шах». С подачи главного казначея в Тегеране его называли «Ценой крови». Примечательно, что возглавлять эту делегацию шах поручил своему сыну. Этим персидский властелин хотел сказать, что, мол, доверяюсь вам, ваше величество, полностью. Делайте что хотите и с алмазом, и с моим наследником.

Русский император извинения принял, с наследником персидского престола обошелся милостиво, а алмаз велел хранить в подвальном сейфе Зимнего дворца. Теперь он – в Оружейной палате Московского Кремля. Я его видел, но подержать в руках не довелось.

Надо сказать, что волшебная сила «Шаха» возымела свое действие. Обласкав наследника персидского престола, Николай Первый сказал: «Я предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие». После этого никаких проблем во взаимоотношениях между Россией и Персией, то есть Ираном, больше не было… Ты что-нибудь понял? – спросил я у Абдула, закончив экскурс в историю российско-персидских отношений.

– Понял, – кивнул он. – Я понял главное: Надим хотел сказать, что если мы разгромим русское посольство, то откупиться будет нечем. У нас не то, что алмазов, у нас вообще ничего нет. Мы же нищие! Мы кормимся объедками с барского стола. Мы живем тем, что подкинут из Тегерана, Пекина или вообще из-за океана. Молодец, Надим, вовремя нас остановил. Жаль его, погиб при переходе границы.

– Давай вернемся в твою иранскую юность, – предложил я. – Что было после того, как ваша группа прошла проверку на «политическую зрелость»?

– Что было? – оживился Абдул. – Нас очень хвалили! Меня – особенно, наверное, потому, что мои камни летели дальше других и попадали точно в окна. А что еще нужно шестнадцатилетнему?! Стрелять я уже умел и рвался в бой. Но инструкторы отобрали сорок пять самых способных и переправили их в Пакистан. Был в их числе и я. Там мы изучали американское и зачем-то советское оружие. Гораздо позже я понял, зачем мы стреляли из «калашникова», зачем учились ругаться и командовать по-русски.

Кажется, я тоже начал кое о чем догадываться, но не перебивал словоохотливого Кабира.

– По окончании обучения была сформирована группа из трехсот шестидесяти человек. Одну половину переодели в русскую форму, а другую – в афганскую. В районе кишлака Исталеф мы перешли границу и начали боевые действия. Наш командир Гафар на русском языке приказывал взрывать школы, сжигать мечети – иногда вместе с молящимися, убивать мулл и учителей. Мы бодро отвечали «Есть!» и выполняли приказ.

С нами были теле– и кинооператоры из каких-то западных стран, – бодро продолжал Кабир. – Они во всех деталях снимали зверства «русских» и «афганских» солдат. А мы отчаянно веселились, радуясь, что весь мир получит неопровержимые доказательства этих жестокостей. Жителей некоторых кишлаков оставляли в живых, чтобы они тоже разнесли весть о том, что видели своими глазами.

– Так, с этим ясно, – остановил я его. – Но не всегда же вы были «артистами»?

– Конечно, нет. Закончив съемки, мы сбросили ненавистную русскую форму и стали громить посты и кишлаки уже от своего имени.

– Серьезные бои были?

– Были. Одно время нам здорово везло: разгромили несколько автоколонн, взорвали сто школ, взяли шестьдесят пленных.

– После допроса их отпустили домой?

– Да вы что?! Кто же отпускает пленных?! За них же, как и за убитых, деньги платят. И немалые! А нам без разницы, за убитых получать или за живых. Но так как пленных девать некуда – мы же всегда в движении, то их расстреливали. Всегда расстреливали! – подчеркнул он. – Впрочем, иногда для проформы предлагали перейти на нашу сторону. Но кому они нужны?! Им же нельзя доверять. Они поголовно либо коммунисты, либо предатели ислама. Поэтому их, без лишних слов, убивали.

– А шурави в плен попадали? – с трудом сдерживая гнев, спросил я.

– Нет, шурави не сдавались. Они либо стрелялись, либо подрывали себя гранатой.

– Как думаешь, почему?

– А что тут думать? Они хотели избежать мучительной смерти. В живых их все равно бы не оставили, но перед тем как убить, вырезали бы на груди звезды, выкололи глаза, вырвали ногти.