Борис Сопельняк - Багровая земля (сборник)

Пошел по стопам старшего брата и Иван. Он быстро догнал того по количеству расстрелов, а по количеству наград даже обогнал: став подполковником, получил орден Ленина и, что самое странное, медаль «За оборону Москвы», хотя не убил ни одного немца, зато своих соотечественников – несколько тысяч.

Шигалевы стали известны, в определенных кругах их даже уважали. Но не знали братья-палачи, что их фамилия уже пророчески увековечена, и не кем-нибудь, а самим Достоевским. Это он придумал «шигалевщину» как уродливое порождение социалистической идеи и описал в «Бесах». Помните, что говорит выразитель данной идеи Верховенский?.. «Мы провозгласим разрушение. Мы пустим пожары. Мы пустим легенды. Тут каждая шелудивая “кучка” пригодится. Я вам в этих самых “кучках” таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут, да еще за честь благодарны останутся… Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам».

И все же, как ни известны и как ни авторитетны в определенных кругах были братья Шигалевы, им далеко до самой одиозной и самой знаменитой среди «исполнителей» фигуры. Имя этого человека произносили восторженным шепотом, ведь на его личном счету имелось десять тысяч расстрелянных – Петр Иванович Магго.

Латыш по национальности, он окончил всего два класса средней школы, батрачил у помещика, в 1917-м вступил в партию, стал членом чекистского карательного отряда, а потом и сотрудником для особых поручений, то есть палачом. Десять лет Магго не выпускал из рук револьвера, получил за это несколько орденов, а в служебной характеристике удостоен высочайшей, хоть и закодированной, похвалы: «К работе относится серьезно. По особому заданию провел много работы». Имелся, правда, у этого идеального исполнителя грешок, который отмечен даже в характеристике: Магго любил выпить и, судя по всему, крепко.

Кстати говоря, грех этот был присущ практически всем «исполнителям». Когда меня познакомили с одним из ныне здравствующих коллег Магго, который с гордостью носил знак «Почетного чекиста» и просил называть себя Иваном Ивановичем, первый вопрос, который я задал бодренькому старичку, был как раз о водке.

– Не врут ли, не наговаривают ли на вашего брата? – спросил я. – Ведь от выпивки и постоянного похмелья, чего доброго, прицел собьется?

– Не собьется! – усмехнулся он. – Мы к этому привычны. У нас под рукой всегда имелось ведро водки и ведро одеколона. Водку, само собой, пили «до потери сознательности». Что ни говорите, а работа была не из легких. Уставали так сильно, что порой на ногах едва держались. А одеколоном мылись. До пояса. Иначе не избавиться от запаха пороха и крови. Даже собаки от нас шарахались, а если и лаяли, то издалека.

– А что это за история со строгим выговором, который получил Магго? – поинтересовался я.

– Бывало так, что нас проверяли, – зябко поежился Иван Иванович. – Как-то раз, в самый разгар работы, такая комиссия нагрянула и к Магго. Вот что появилось в официальном отчете: «Многие приговоренные умирают со словами «Да здравствует Сталин!». Магго за это влепили выговор. А на отчете появилась резолюция: «Надо проводить воспитательную работу среди приговоренных к расстрелу, чтобы они в столь неподходящий момент не марали имя вождя».

– Раз уж вы упомянули вождя, – решил я вывести бывшего палача на другую тему, – не могли бы просветить меня в довольно щекотливом, но чрезвычайно важном вопросе? Не секрет, что вы и ваши коллеги многих осужденных отправили на тот свет за то, что те были завзятыми террористами и хотели убить Сталина. Насколько это обвинение соответствует истине? Я говорю не о намерениях, а о практической возможности застрелить, отравить или зарезать вождя народов.

– Насчет отравить или зарезать – это едва ли, – нахмурился он. – А вот застрелить… Дело прошлое, но через мои руки прошла целая группа таких мерзавцев.

Думаете, это были генералы или высокопоставленные деятели из ЦК, то есть те, кто реально встречался со Сталиным и мог осуществить свой гнусный замысел? А вот и нет! И хотя в приговорах того же Рыкова, Бухарина или Тухачевского строка о террористических намерениях в отношении Сталина присутствовала, на самом деле это, извините за выражение, полное фуфло.

А вот те, с кем имел дело я, убить Сталина могли и даже обсуждали, как это лучше сделать. Никогда не догадаетесь, кем были эти проходимцы. Это были, – «Иван Иванович» сделал эффектную паузу, – кремлевские полотеры. Да-да! Обыкновенные полотеры, которые натирали паркет не только в кабинетах и квартирах наших вождей, но и в правительственной ложе Большого театра, куда и Сталин, и люди из его ближнего круга частенько заглядывали. Так что, как говорили полотеры, «стукнуть всех кремлевских главков» у них имелась стопроцентная возможность.