Андрей Молчанов - Золотая акула

Он непростительно и глупо расслабился, позволив себе пренебречь явственно отмеченной им тенью двуличия, время от времени мелькавшей на лице этого благостного англичанина, в ком тем не менее не ощущалось ни малейшей способности к откровенному и жесткому насилию.

Он ошибся. Парни наверняка покопались в его багаже, и решительная их отвага диктовалась самым обычным страхом.

Кому доверился! Отпрыскам лицемернейшей и коварной нации, недаром некогда властвовавшей над всем Востоком!

Скинув с ног кроссовки, он нащупал бумажник в заднем кармане шортов. Там были спасительные кредитки и документы. Спасительные, увы, для сухопутных передряг. Равно как утраченный чемодан с оружием и шпионскими причиндалами. Но да плевать на деньги и чемодан, лишь бы добраться до берега!

Подлые англичане все же оставили ему шанс. Сумеет ли он только проплыть отделяющие его от суши десять – двенадцать миль?

Весенняя средиземноморская вода была чувствительно холодна. Единственное, что утешало, – отсутствие в ней акул. Он был готов утонуть, но только не закончить свою жизнь в пастях прожорливых изворотливых тварей.

Перевернулся на спину, глядя в раскаленное марево дрожащего в вышине солнца.

Плавал он так себе, неважно. И теперь понимал, что отсутствие сноровки неумолимо уносит силы при каждом его дилетантском рывке к скрытому за горизонтом берегу.

С внезапным и острым отчаянием он осознал всю мизерность и случайность этого, в общем-то, пригрезившегося шанса остаться в живых. Не было никакого шанса, он обольщался.

И тут вспомнился разговор о Боге, затеянный пощаженным им пареньком, и открылась обнаженно и страшно истина возмездия, и подкатил стыд от той самодовольной и праздной чуши, что он нес с высоты своего невежества, преисполненный уверенной силы и неуязвимости.

Но ведь он же начал, превозмогая зло, становиться другим; он уже сделал робкий шажок, свернув с дороги смерти и вероломства; он же хотел преображения души и ее спасения…

И неужели Бог не отведет ему время?!

И, глядя в качающуюся над головой воздушную бездну, он вознес в нее путаную отчаянную молитву, наполненный не страхом физической смерти, а ужасом несвершенности покаяния на ясно открывшемся ему пути – зримом, но уже недоступном.

И вдруг увидел парус. И загадал уже спокойно и обреченно: если заметят, значит, услышан.

На нашу компанию снизошла отупелая безмятежность банкротов, исповедующих учение и практику стоиков.

Ни скулежа по поводу скаредной судьбы, не расколовшейся на милостивые подарки, ни воздыханий о напрасно потраченном времени и деньгах ни один из членов нашего экипажа себе не позволял. Напротив, мы полагали, что удачно минули рифы значительных неприятностей, возведенных разноликими и многочисленными врагами, отныне бесследно исчезнувшими.

Впрочем, в ресторан братьев Оселли, утративших к нам хищный материальный интерес, мы захаживали, получая существенные дружеские скидки при оплате счета.

Итальянцы выправили нам необходимые документы, коренным образом облегчившие своей безвизовой первоосновой существование в западном обществе.

Из плебса третьеразрядной страны с сомнительной репутацией – так, по крайней мере, расценивались большинством «золотого миллиарда» затесавшиеся в его сытые ряды бывшие советские граждане, – мы трансформировались в джентльменов, допущенных в элитарную прослойку того населения планеты, что каждодневно укрепляло иммиграционные заслоны для чужестранцев, несущих в себе агрессивный груз неблагополучия своих нищих и беспокойных отчизн.

Одинцов, несмотря на риск возобновления преследования, ожидал свою подзадержавшуюся в Петрограде Веру, планируя с ее приездом определиться в дальнейших жизненных перспективах. Василий катал на катере туристов и туристок, дифференцируя оплату за предоставляемые им услуги в форме наличных или же – если подворачивались подходящие экземпляры – натуры, а Вова усердно охмурял местную красавицу – голубоглазую блондинку, ведущую свою родословную от знаменитых канарских гуанчей.

Красавица относилась к Владимиру благосклонно, однако проявляла неслыханную и последовательную жестокость, не допуская к телу возбужденного кавалера, рассчитывавшего на легкий успех сексуального блицкрига.

В первый вечер знакомства, состоявшегося в ресторане итальянцев, я подвез парочку к дому аборигенки, получив от братца, напросившегося хлебнуть чайку, указание двигаться домой, куда сам он притопал в растрепанных чувствах через час и на мой вопрос – как, мол, успехи? – ответил обтекаемо: