Олег Блоцкий - Предатель стреляет в спину (сборник)

– Получай, скот, – хрипел он, – получай. Другого языка все равно не понимаешь.

Егоров оглянулся: пятый исчез, а вот первый на карачках пытался уползти за лавку в темноту кустов. Еще мгновение – и он вновь растянулся на плитах, а Виктор, точно хороший футболист, бил его по почкам, печени, лицу. Пацан всхлипывал, завывал, скулил, как голодный щенок, и все повторял: «Не надо! Не надо! Не надо!» Он закрывал лицо руками, дрожал, и из его разбитых губ затихающе неслось: «Не надо! Не надо!»

А Егоров все бил, бил и бил. Он тоже дрожал. Из груди помимо его сознания рвалось:

– Кроссовочки захотел? Чувствуешь, падла? Знаешь, чем они пахнут? Они Серегиной смертью пахнут! И твоей!

Потом, когда подросток затих, раскинув руки, Виктор почему-то глубоко вздохнул, высоко подпрыгнул, чтобы пятками, на которые пришлась бы вся тяжесть, обрушиться на грудь недоноску, да так, чтобы удар аккуратно пришелся на грудную клетку под сердце.

Когда уже притяжение земли начало тянуть Егорова вниз, вдруг что-то лопнуло в его душе, и он в самый последний момент разомкнул ступни, мягко опускаясь на плиты.

– Живи, тварь! – лязгнул зубами Виктор. – Живи, подонок!

Через неделю кавалер двух боевых орденов гвардии старший лейтенант Виктор Александрович Егоров, который так и не нашел в тот вечер девушку, вернувшись в полк, подал рапорт с просьбой направить его для прохождения дальнейшей службы в Демократическую Республику Афганистан.

Командование части, с которым у старлея сложились весьма напряженные отношения, просьбу охотно удовлетворило.

Еще через три месяца командир роты Виктор Егоров, которому только-только исполнилось двадцать четыре года, улетел в Афганистан.

Так никогда и не узнал Виктор Егоров, что через полгода после его отъезда в Афганистан, в далеком Тирасполе, что раскинулся на берегу Днестра, у Светки родился сын – Виктор Викторович Кузьмин.

Тем более не мог знать Егоров, что страна, за которую он погибнет, распадется на осколки, а его повзрослевшему сыну придется воевать в Чечне.

Они вышли из щелистого, узкого проулка и в нерешительности остановились, внимательно присматриваясь к дувалу, за стенами которого укрылся взвод Стрекозова.

– Бабаи, товарищ лейтенант, бабаи! – крикнул конопатый Абрамцев со стены и пальцем затыкал в сторону кишлака.

Взвод зашевелился. Кое-где звякнуло оружие. Легкая зыбь всколыхнула солдат, сидящих группками на земле.

– Сколько? – спросил высокий и крепкий лейтенант с биноклем на груди, поднимаясь на ноги.

– Двое, без оружия. Стоят, как памятники, в нашу сторону зырят. Идти боятся.

– Муха! – Махнул взводный своему заместителю. – Пусть зайдут сюда.

Тонкий юркий Мухамадиев вкрадчиво, по-кошачьи, скользнул к массивным грубым дверям, вмурованным в стену, и потянул их на себя за крупное железное кольцо. Черная кудлатая голова (сержант готовился к дембелю, а поэтому отращивал волосы) исчезла в проеме. Таджик отрывисто и даже, казалось, просяще крикнул что-то афганцам.

Старики появились во внутреннем дворике прямоугольной формы, который спасало от зноя невысокое ветвистое дерево с широкими сочными листьями. Дверь за афганцами тут же захлопнулась. Они вздрогнули и оглянулись. Мухамадиев что-то ободряюще сказал, слегка улыбнулся, но при этом быстро и легко провел руками по их просторным одеждам.

– Пустые, – сказал он и отошел в сторону.

Солдаты, из тех, кто сейчас не охранял взвод, все ближе подтягивались к афганцам, заходя за их спины. Полукольцо все туже охватывало стариков. Пауза становилась томительной, грозной. Афганцы растерянно осматривались по сторонам и с покорностью глядели на командира.

– Все по местам, – приказал Стрекозов и запрокинул голову. – Эй, наверху, усилить наблюдение! Нечего сюда пялиться.

Солдаты, лежащие на стенах, исчезли. Лейтенант движением руки пригласил стариков и сержанта к плащ-палатке, расстеленной на земле.

Разговор завязывался постепенно, как вода в котелке, нехотя закипающая на медленном огне.

Стрекозов спрашивал, Мухамадиев переводил, старики бормотали односложно и монотонно.

В кишлаке никого нет. Все спрятались – убежали в горы. Еще ночью. Люди знали, что на рассвете здесь будут шурави. Каравана тоже нет. Он за перевалом. Сегодня и завтра он здесь не пройдет. Но как только шурави уйдут, люди вернутся в кишлак, а караван двинется дальше.