Сергей Зверев - Стальные стрелы

Чеченец выругался и пошел обратно.

Сергей оглянулся на Алексея. Тот махнул рукой – «да ну его к черту».

Эфэсбешник медленно опустил ствол автомата.

– Машину вон туда загони, – показал Алексей Боре на густой орешник (он подождал, пока старик не скроется за поворотом). – По траве проехать можно, поле вроде ровное. Остальные – за мной.

Спецназ привычно и бесшумно вошел в густой лес, ступая в след друг другу.

Как только группа скрылась в тени орешника, по дороге с ревом, извергая из выхлопной трубы синий дым, говорящий о скорой кончине двигателя, прополз в гору «Урал» без брезента. В кузове сидели вооруженные люди.

– Ну, ребята, это за нами, – проговорил Чижов, опуская ветки. Он обернулся и внимательно взглянул на ставшие очень серьезными лица своих товарищей.

– Скорей всего дошла информация о нашей высадке, – он кивнул головой в сторону дороги, – и нас ищут… а теперь слушай боевую задачу. Мы двигаемся на запад. Здесь по прямой километров семь-восемь. Выходим к окраинам Шали, оставляя его к северу от нас. Еще дальше – Урус-Мартан. Оставаться здесь и ждать вертолет нельзя. «Вертушку» надо вызывать в безопасное место, а скоро по этому лесу невозможно будет пройти, чеченцы будут обыскивать каждый куст. Идти придется по предгорьям, ну дело это для нас привычное, не в первый раз. Да, и еще… чуть не забыл… если нас догонят, то положат всех. Балаев нам ракет не простит. Поэтому сейчас решится, кто более вынослив – мы или боевики. Этого чудика – и он кивнул на ссутулившегося Фаруха, уныло стоявшего рядом – поставить в середине. Руки сковать впереди, чтобы мог идти – он помолчал, пытаясь сообразить, все ли важные слова он сказал. Затем поднял голову, взглянул на полуденное солнце, светившее ему в глаза сквозь густую крону деревьев и махнул рукой:

– Ну, вроде все… Пошли!

На географической карте Кавказа сразу заметно, даже по цвету, как начинают расти высоты. Малопроходимые предгорья Лесистого хребта, пологие и густо заросшие, являются раем для самой разнообразной флоры и фауны. Когда на равнине стоит иссушающая жара, там тепло и иногда по вечерам идет дождь. Летом в лесу стоит восхитительный пряный запах свежих листьев и растений. Воздух настаивается на травах, как чай. Иногда, спустившись в какую-нибудь низинку, можно хлебнуть горьковатого плотного запаха крапивы, которая здесь в рост человека. Или в нос ударит сладкий аромат цветущей и созревающей алычи, груши, дикой яблони или шиповника. С привкусом зеленого чая цветет тутовник. Теплый, насыщенный разнообразными запахами воздух никуда не двигается, если нет сильного ветра, предшествующего грозе. Повсюду слышно самое разнообразное чириканье птиц и шорох их крыльев. Природа яростно стремится забрать от солнца и дождей все самое нужное, чтобы на черных плодородных склонах создать цветущий рай. И поэтому на карте эта полоса покрыта приятным глазу нежно-зеленым цветом.

Еще дальше, южнее, начинается Скалистый хребет. Название говорит само за себя. Здесь уже нет того разнообразия пышных предгорных лесов. Скалы, заросшие густой травой и плотным низким кустарником, являются основной приметой этого ландшафта. Темные сосны с поразительно сильным запахом стоят в гордом одиночестве в долинах грохочущих по камням рек, а за ними, на ледниках, совершенно неожиданно становится виден снег. Эта часть рельефа обозначается коричневым и темно-коричневым цветом. Он словно предупреждает, что еще дальше может находиться совершенно неприспособленная для жизни людей зона, покрытая черным.

Но рисовать черным цветом на карте Главный Кавказский хребет никому не придет в голову, хоть там люди и не живут. Вечные ледники обозначают иначе. Белые выплески лепестков словно стараются сдержать наплыв густой темно-коричневой массы, замерев на склонах и давая начало всем рекам Кавказа.

Алексей бывал на всех ярусах высот и знал, насколько они приспособлены для жизни. И он от души надеялся, что его группе не придется забираться в теснины Скалистого хребта.

«Хотя, имея запас продовольствия и подходящее снаряжение, можно подняться на высоты до двух-трех тысяч метров и спокойно топать. Кто там нас искать-то будет…» – мрачно усмехнулся Алексей и еще раз осмотрел своих людей.

Он сам шел в середине, как и положено командиру. Рядом плелся угрюмый иностранец. Он здорово устал, и несколько раз падал, потому что не имел возможности помогать себе при ходьбе руками. Выглядел Фарух неважно. Узнать в этом грязном человеке, одетом в испачканную и кое-где порванную одежду (за ворот рубашки ему попали сухие листья, они вызывали зуд вспотевшей кожи на животе и груди, американец выдернул рубашку из поясного ремня и теперь был похож на беглого преступника, сбежавшего из-под конвоя. Наручники с него не сняли, только перевели в переднее положение и оставили на запястьях. Алексей помнил, как он тогда, на дороге, схватил пулемет), некогда самоуверенного и лощеного разведчика было довольно сложновато. Пока он не замедлял движение. Спецназ, груженный провиантом, оружием и патронами, шел в одном темпе, ритмично переставляя ноги и сберегая дыхание. Плохо дело станет, когда этот долговязый тип, который не умеет стрелять из пулемета, начнет задыхаться и уставать. Особой мотивации мучить себя и через эти мучения попасть в руки ФСБ у него нет. Конечно, можно было отпустить его, поверив его лепету о том, что он обыкновенный простой турок, сотрудник Датской гуманитарной миссии. Но Чижов помнил его взгляд, когда тот схватил пулемет. Такое поведение совсем не соответствует какому-нибудь «врачу без границ». Эти вообще стараются не иметь дела с оружием, прекрасно понимая, что как только у них в руках оказывается пистолет или автомат, то они сразу же переходят в разряд людей, воюющих либо за федералов, либо за независимость свободной Ичкерии.