Андрей Воронин - Слепой. Исполнение приговора

– Ну, раз все в сборе, начнем, – дождавшись, пока вошедший последним подполковник Уваров устроится на своем излюбленном местечке на дальнем конце стола для совещаний, сказал Андрей Константинович.

– Федосеева нет, – напомнил Уваров, ерзая на стуле в попытках поудобнее разместить свое воистину богатырское тело на этом плохо приспособленном к его внушительным габаритам офисном насесте.

– Во-первых, я зрячий, – в свою очередь, напомнил генерал. – Во-вторых, я вызвал только тех, кого счел необходимым вызвать. А в-третьих, почему тебе, Виктор Ильич, не хватает именно Федосеева? Тут многих нет, а тебе подавай именно его!

Это была правда: в кабинете, помимо хозяина, присутствовали только Уваров и майор Барабанов. Подполковник смущенно кашлянул в кулак, расправил пальцем рыжеватые усы, почесал лоб и снова поерзал на стуле. Стул скрипнул. С учетом того, что его каркас был сварен из нержавеющих стальных труб, этот негромкий звук прозвучал по-настоящему угрожающе.

– Виноват, – сказал Уваров. – Просто мне казалось, что в последнее время он принимал в этом деле самое активное участие.

– Верно казалось, – согласился Тульчин. – И продолжает принимать – прямо сейчас, в эту самую минуту. Там, где ему поручено. Еще вопросы?

– Виноват, – повторил подполковник Уваров. – Вопросов нет.

– Тогда я все-таки начну. Можно считать установленным, что наш противник окопался где-то здесь, на Лубянке. Или, как минимум, имеет прямую и очень тесную связь с кем-то из нашего центрального аппарата. Это лицо или группа лиц до недавних пор контролировала организованный усилиями Хвоста и Бурого коридор контрабандных поставок. Проводимое нами расследование с самого начала также находилось под их пристальным наблюдением, что прямо указывает на присутствие среди нас, не побоюсь этого слова, предателя. Когда расследование начало давать конкретные результаты с перспективой выявления и ликвидации всей сети, вплоть до организаторов и покровителей, противник принял срочные контрмеры. Как все это выглядело, напоминать, полагаю, не стоит, все это происходило на наших глазах. Я бы сказал – при непосредственном участии, но это была бы неправда: наше участие на данном этапе сводилось, вот именно, к роли пассивных и, увы, беспомощных наблюдателей. В результате чего все находившиеся в разработке фигуранты дела вышли из игры вперед ногами.

Подполковник Уваров горестно покивал, молчаливо соглашаясь. Барабанов откровенно, хотя и терпеливо, скучал: парень он был энергичный, с деятельной натурой и потому не любил многословных констатаций общеизвестных фактов.

– Этот массовый отстрел, – продолжал Андрей Константинович, – преследовал как минимум две цели: во-первых, максимально затруднить расследование, а во-вторых, направить нас по ложному следу. И я вынужден констатировать, что противнику это удалось. Сведения, которые нам удалось собрать – вернее сказать, которые нам попросту подсунули, – о действующем на стыке трех границ киллере, чем полнее они становились, тем убедительнее свидетельствовали против генерала Потапчука. Каковой генерал на днях по нашей инициативе был отстранен от исполнения служебных обязанностей и взят под домашний арест – как выяснилось, совершенно напрасно, поскольку не имеет и никогда не имел никакого отношения к этому делу.

Барабанов сделал вид, что у него зачесался нос, и, прикрывшись рукой, украдкой зевнул. Зато Уваров, напротив, встрепенулся, сел ровнее (стул опять жалобно скрипнул) и с явным недоумением воззрился на генерала: для него только что прозвучавшее сообщение было новостью – вряд ли приятной, поскольку она означала, что все опять надо начинать с нуля.

– Косвенные свидетельства его невиновности начали поступать давно, – глядя на него, сказал генерал. – Регулярно совершаемые его агентом ошибки и даже то, с какой легкостью нам удалось установить, что это именно его агент, намекали на недурно организованную подставу. Со временем этих якобы случайных подсказок накопилось так много, что я даже засомневался: а может, Потапчук сам их нам подбрасывает, доводя подозрения в свой адрес до абсурда? Дескать, сами подумайте: разве мог я, генерал ФСБ, находясь в здравом уме, так напахать? А потом произошло покушение на мою драгоценную жизнь. Если, конечно, данный нелепый инцидент можно назвать покушением. То этот хваленый снайпер на бегу комару глаз выбивает, а то вдруг позорно мажет, стреляя с трех метров в пожилого и не сказать, чтоб очень проворного, человека. Странно, правда? А ничего странного-то и нет. То есть нет, если отбросить версию о виновности Потапчука и признать, что его намеренно подставляют. Тогда неудавшееся покушение на меня выглядит уже не покушением, а обыкновенной попыткой меня подстегнуть, поторопить: ну, чего ты тянешь, какие тебе еще нужны доказательства? Давай, оформляй дело и сажай старого козла за решетку, пока он тебя в землю не укатал!