Андрей Воронин - Слепой. Исполнение приговора

Что-то тут не срастается, понял он, – и не срастается крепко. Будь Федосеев хоть сто раз предателем, узнать о Сиверове то, что известно противнику, он не смог бы и за двадцать лет копания в архивных документах отдела кадров. Тут нужен кто-то – возможно, он сам, но, скорее всего, кто-то третий, – кто знаком с Сиверовым лично и мог, только раз глянув на фотографию, приложенную к архивной копии выданного по требованию Потапчука удостоверения, воскликнуть: ба, да я ж его знаю, как облупленного!

«А в версии-то нашей дыра, – подумал он. – Да какая дыра – вот такущая! Размером с этот чертов Припятский заповедник. И раз уж мы ошиблись в одном, то свободно могли ошибиться и во всем остальном. И Федосеев, может статься, ни в чем, кроме своего поганого характера и чопорных манер, не виноват, и не зря мне показалось неловким плясать на его могиле… Хотя раньше, помнится, я иногда об этом мечтал. Мечта сбывается и не сбывается, любовь приходит к нам порой не та… Вот бред-то! А ведь популярная была песня, настоящий хит!»

Неожиданно осознав, что больше не хочет кататься, а хочет, наоборот, поскорее забраться в постель и отключиться, он направил машину в сторону дома. Тульчин был прав: утро вечера мудренее. Завтра майор Барабанов доложит его превосходительству свои соображения – плоды ночных раздумий, так сказать, – и, вполне возможно, поинтересуется, как это оно, превосходительство, само до всего этого не дотумкало. Превосходительство, конечно, взбеленится, но ему это только на пользу: замечено, что злой генерал Тульчин соображает намного быстрее Тульчина доброго. Хотя и добрый, отдать ему должное, тоже далеко не дурак…

Он уже нацелился свернуть в ведущий к подножию двадцатишестиэтажной фешенебельной башни узкий, перегороженный светящимся в темноте шлагбаумом проезд, как вдруг заметил скромно приткнувшийся у обочины со стороны набережной черный «БМВ» с тонированными окнами и до боли знакомыми номерами. В первое мгновение он решил, что это Сиверов не нашел лучшего времени, чтобы возобновить начатый в кафе разговор, во второе – вспомнил предостережение генерала о реальной возможности разделить незавидную участь покойного – эк его угораздило, а главное ведь, ни за что, – Полосухи.

То есть, говоря простыми словами, схлопотать пулю промеж ушей.

Тот ли, этот ли, но парень за рулем черной «бэхи» точно был чокнутый. После покушения на его превосходительство эту машину должны были начать искать серьезно, без дураков. По дороге сюда Барабанов своими глазами видел остановленный в центре точно такой же «БМВ» с включенной аварийкой, водителя которого жестко мытарили аж трое ментов в полной боевой выкладке – в касках, бронежилетах и с автоматами наперевес. Так что, раскатывая по городу на автомобиле данной марки, цвета и года выпуска, любой, даже самый законопослушный и респектабельный обыватель рисковал наскочить на очень серьезные неприятности.

Правда, ни Сиверов, ни его жутковатый клон законопослушными обывателями не являлись, и, исходя из имеющейся информации об этих персонажах, данное дикое коленце мог отколоть любой из них – хоть тот, хоть этот.

Но это, скорее всего, был Сиверов. Потому что его двойник, намереваясь пришить Валеру Барабанова, вряд ли отправился бы на дело на тачке, которую потенциальная жертва знает, как облупленную. Правда, в гости к генералу он заявился именно на ней, но там сработал фактор внезапности плюс закрытая калитка. А тут – вот он, красуется у всех на виду. Это что – официальный вызов, эквивалент хрестоматийного «Иду на вы»?

– Идешь ты на…, – сквозь зубы пробормотал Валера Барабанов, паркуясь прямо поперек перегороженного шлагбаумом проезда.

Ему вспомнилась старая, еще школьных времен, шутка: что такое сверхнаглость? Сверхнаглость – это нагадить на коврик у соседского порога, а потом позвонить в дверь и вежливо попросить бумажку. Вот это она самая и была – сверхнаглость.

На ходу вынимая из наплечной кобуры табельный ствол, майор медленно двинулся наискосок через проезжую часть в направлении «БМВ». Краем глаза он заметил, как поодаль, настороженно поблескивая горящими вполнакала фарами, осторожно, будто крадучись, остановилась машина группы наружного наблюдения. То, что раньше не вызывало ничего, кроме горького раздражения, сейчас вселяло бодрость духа и уверенность в себе: он был не один, а в острой ситуации дружеская поддержка – пусть, с учетом расстояния, только моральная – порой оказывается чертовски важной.