Андрей Воронин - Комбат против волчьей стаи

— Садись, — Курт указал Сивакову на мягкий кухонный угол, примостившийся в углу кабинета.

Перед сиденьями стоял низкий журнальный столик с исцарапанной, изрезанной ножом столешницей.

На нем тускло отливала желтым светом треснутая обыкновенного зеленого стекла массивная пепельница, не очень тщательно вымытая.

— Ну как?

Илья Данилович давно не бывавший в таком гадюшнике, как сейчас, подался вперед.

— А ты как думаешь? — рассмеялся главарь бандитов.

— Панкратов согласился?

— А что ему оставалось делать?

Курт намеренно не говорил пока о том, что увеличил свою долю с двух процентов до трех. Всегда приятно иметь что-нибудь про запас, и когда собеседник посчитает, что взял над тобой верх, посадить его в лужу.

— А твои партнеры? Что они, догадываются? — задал не очень-то конкретный вопрос Сиваков.

— Точно не знаю, в голову к человеку не залезешь. Если и вскроешь черепушку, все равно не узнаешь о чем он думает. Но по-моему, поверили, иначе бы уже прилетели посмотреть на твой труп.

Сиваков нервно повел плечами.

— Да уж…

— Кстати, позвони Панкратову, — Курт протянул Илье Даниловичу трубку, но пока не выпускал ее из пальцев, несмотря на то, что Сиваков ухватился за нить, связывающую его с внешним миром всей пятерней.

— Не забудь подтвердить, что мы договорились с тобой, и твоя доля теперь делится на две части. Из шести процентов три твоих, три моих.

Сиваков сразу обмяк.

— Три? Мы говорили о двух.

— Я передумал, — не моргнув глазом сказал Курт и замолчал, не мигая глядя на Илью Даниловича.

— Дела так не делают…

— Делают.

Спорить было бесполезно, Курт вновь показал, кто хозяин положения. И в душе Сиваков кроме злости ощутил и некоторую благодарность к бандиту.

"Мог бы сказать и четыре, — подумал Илья Данилович, — и черта с два я что-нибудь мог сделать.

Жизнь и свобода стоят большего".

От волнения Сиваков не мог попасть пальцем в нужные кнопки. Сбивался в очередности, зло сбрасывал набор и принимался тыкать негнущимся пальцем вновь.

— Дай-ка я, — Курт спокойно, не спеша нажал цифры и подал трубку Сивакову.

Панкратов уже кричал:

— Алло-алло!

— Это я, — сделав усилие над собой проговорил .Илья Данилович.

— Ты в порядке?

— В полном.

Понимая, что сейчас Сиваков не может говорить открыто, Панкратов особо не распекал его и не выпытывал подробности.

— И на этом слава Богу.

— Все остается в силе?

— Да, я думаю, новый человек нам не помешает.

— А по деньгам как?

— Мы договорились, три процента его.

— Смотри, ответственности я с тебя не снимаю, — проговорил Панкратов, — если что…

— Знаю.

В трубке раздались короткие гудки.

— Ну вот и все, — произнес Курт, забирая безмолвную трубку, — Рубикон перейден и, кажется, без особых потерь. Ведь так?

— Когда меня освободят? — поинтересовался Сиваков и тут же добавил, чтобы у Курта не оставалось сомнения в его искренности, — без меня груз не смогут принять. Только я владею всей информацией и только меня знают те, кто передаст груз.

— Подстраховаться никогда не вредно, всегда помогает, — Курт нагнулся и взял с нижней полки, устроенной под столом, бутылку водки и стакан, причем один, придвинул его Сивакову, налил до краев, приподнял, покачал, расплескивая спиртное.

— Пей.

— Я не хочу.

— Я не спрашиваю — хочешь, не хочешь. Пей.

— Зачем?

— Вопросы можно задавать, когда ты что-нибудь решаешь.

Сиваков еще колебался, но у него не оставалось выхода. Он двумя руками поднес стакан к губам и, давясь, кашляя, принялся пить. Выпив, еле перевел дыхание.

— И еще.

Курт вылил все, что оставалось в бутылке. При этом стакан переполнился, немного водки пролилось на стол.

— Мне нужно, чтобы ты отдохнул и не дергался.

Лучше быть пьяным, чем связанным.

— Может, ты и прав, Курт.

Водка еще не затуманила сознание Ильи Даниловича. Но после второго стакана он почувствовал легкое головокружение и еле сдержал позыв рвоты.

— Закусывать не надо, хуже будет, — тоном врача посоветовал Курт и по своей привычке похлопал Сивакова по плечу, Того развезло быстро, он не ел уже часов двенадцать и спирт моментально перешел в кровь, ударил в голову. Слезящиеся глаза его заволокла маслянистая поволока. Илья Данилович громко икнул и неожиданно для себя сказал:

— Извините.

— Ну вот, теперь порядок, теперь я знаю, что обойдемся без глупостей, — Курт дождался, когда Сиваков, все еще продолжая бороться со сном, уляжется на сиденье мягкого угла и засопит.