Андрей Воронин - Личный досмотр

— Всевидящее око, а? — успокаиваясь, спросил Мурашов, указывая на мониторы, — А в пятницу утром случайно не вы дежурили?

— Мы, — ответил Ладогин. — Только, боюсь, записи уже стерты.

— Ну, может быть, и так припомните, — вкладывая в улыбку все свое обаяние, сказал Быстрый Стас. — Мужчина заметный: кожаный плащ — такой, знаете ли, штучный, с пелериной, почти до пола, атташе-кейс...

— Не припоминаю, — медленно сказал Ладогин. — Хотя память у меня, надо вам сказать, профессиональная, не жалуюсь...

Его напарник вдруг поперхнулся кофе, который он неторопливо пил из пластмассового стаканчика, и мучительно закашлялся.

— Будь здоров, философ, — сказал ему Ладогин. — Может, ты вспомнишь? Не заметил ты такого типа, пока я.., гм.., животом маялся?

— Нет, — коротко ответил Костырев, очень внимательно глядя на мониторы.

Мурашов посмотрел на него и переглянулся с Ладогиным.

Тот пожал плечами и отвернулся.

— Эй, юноша, — обратился к Костыреву Мурашов, — ну-ка, посмотрите на меня. Мама никогда не говорила вам, что обманывать старших нехорошо?

Нехорошо и очень вредно для здоровья. Правда, Игорь?

Ладогин вздохнул: он не любил разборок, но этот человек пришел от Аркаши, а шутить с Аркашей не следовало: у того было странное чувство юмора.

— Говори, дурак, — проворчал он, — чего ты тут без меня наколбасил.

— Говорите, юноша, говорите, — поторопил Мурашов. — У меня чрезвычайно мало времени, а когда я спешу, со мной лучше не связываться.

— Да что вы привязались ко мне, не понимаю! — выкрикнул Костырев и тут же получил увесистый подзатыльник.

— Не хами, — железным голосом сказал Быстрый Стас. — Рассказывай, я весь внимание.

— Да рассказывать-то нечего, — сдаваясь, вздохнул Костырев и поведал внимательным слушателям о подозрительном пассажире, который все время щупал грудь.

— Вы дурак, юноша, — объявил Мурашов, выслушав его сбивчивый рассказ. — У этого человека было больное сердце. Так вы говорите, его забрал сержант?

Он покосился на видневшуюся на крайнем мониторе дверь в дежурку. Теперь ему было ясно, зачем начальник охраны генерала Шарова решил нанести визит ментам.

— Баран ты, Костырев, — с горечью сказал Ладогин, не глядя на напарника. — Нашел с кем связаться — с Шестаковым... Кинуть меня решил, придурок? И откуда такое дурачье берется? Учишь вас, учишь...

— Не печалься, Игорек, — сказал ему Мурашов, — ты ничего не потерял. Наоборот, можешь считать, что тебе повезло: этот твой философ кинул не тебя, а меня, а ты благодаря ему остался в стороне.

— Не знаю, — пожал плечами Ладогин. — Я как-никак не первый год работаю и могу отличить сердечника от контрабандиста. Вы уж извините, что так получилось, но мне действительно нужно было отлучиться. Кто же мог знать...

— Детский лепет, — отрезал Мурашов, которому очень хотелось пристрелить обоих не сходя с места.

Стрелять в аэропорту было бы, конечно, неразумно, но Быстрый Стас не сомневался, что сумеет справиться с этими штатными вуайеристами и без применения огнестрельного оружия. Он уже прикидывал, как бы половчее двинуть Костырева в висок, но тут дверь дежурки отворилась, и из нее вышел человек, в котором наметанный глаз Быстрого Стаса без труда распознал коллегу.

— Вот он, — подтверждая его догадку, сказал Ладогин.

— Сам вижу, — проворчал Мурашов, с сожалением посмотрел на закаменевший затылок Костырева и быстро вышел из аппаратной, чтобы не поддаться искушению.

Три минуты спустя «чероки» с помятым крылом покинул аэропорт, стараясь не отставать от машины майора Багрянцева. По дороге в город и Багор, и Быстрый Стас сделали по одному телефонному звонку каждый:

Багра интересовали анкетные данные владельца автомобиля, номер которого назвала уборщица, а Мурашов снова связался с Аркашей и безоговорочным тоном отдал кое-какие распоряжения, которые старик согласился выполнить с огромной неохотой.

На Москву стремительно опускались скоротечные осенние сумерки, и город, как осажденная крепость, защищался от призрачного нашествия, зажигая фонари везде, где они уцелели. По Тверской косяками гуляли осиротевшие племянницы и их потенциальные дядюшки, а в квартире Подберезского двое озабоченных мужчин смотрели черно-белый любительский порнофильм, снятый покойным Михеичем, который все еще продолжал кормить рыбу на дне заповедного озера: Багру и в голову не пришло возиться, доставая сторожа оттуда. Где-то очень далеко от Москвы гудел, грохоча колесами по стыкам, скорый поезд, в одном из вагонов которого целых три купе были заняты неразговорчивыми бородатыми людьми. Эти люди с момента отправления непрестанно пили водку, ничуть при этом не пьянея и до смерти пугая бывалого проводника.