Андрей Воронин - Высокое напряжение

«Это что еще за притон? – с некоторым испугом подумал он. – Куда это меня занесло?»

Он напрягся, пытаясь вспомнить подробности вчерашнего вечера, и наконец подробности эти начали проступать сквозь густую похмельную муть, как проступают очертания предметов сквозь предутренний туман.

Ну конечно! Они со стариной Филом заключили договор о дружбе и взаимопомощи, подписали в офисе трудовое соглашение.., нет, сначала они купили Филу приличные тряпки, а уже потом поехали в офис.., а еще потом они заехали в супермаркет и, помнится, набрали полные руки спиртного. Филатов не возражал, а Георгий действовал с расчетом: он не мог спокойно спать, пока не узнает, что известно старине Филу и о чем тот догадывается.

«М-да, – с огромной неловкостью подумал Бекешин, разглядывая потолок. – Провел, значит, разведку… Это я, значит, у Фила на хате. Отдыхаю после удачно проведенного прощупывания. Вспомнить бы только, нащупал я в конце концов хоть что-нибудь или нет? О чем мы хоть говорили-то?»

Он напрягся еще сильнее и вроде бы припомнил, что все у них шло как по маслу. Они даже не спорили, как это бывало раньше. Вроде бы обсуждались какие-то философские проблемы, но вполне мирно и цивилизованно… Впрочем, нет. Что-то было там такое.., про реформы. И про реформаторов, которые умерли. Н-да… Момент был острый, но потом все как-то сошло на нет, и дальше все было нормально. Фил пил, не чинясь, и вполне исправно хмелел, и они даже пели какие-то строевые песни, памятные еще с благословенных училищных времен, а потом…

А вот о том, что было потом, воспоминаний у Бекешина не осталось. Упились и упали, надо полагать… Н-да. Разведка. Тайный и незаметный сбор информации о потенциальном противнике. Штирлиц выхватил шашку и воскликнул: “Порублю, сволочи!” Эсэсовцы подумали и скинулись по рублю… Оч-чень мило.

Медленно и осторожно, чтобы резкое движение не вызвало нового приступа тошноты, Бекешин повернул голову и увидел заставленный бутылками стол, древний телевизор, на пыльном экране которого кто-то написал его, бекешинским, почерком короткое матерное ругательство, и ветхое кресло, в котором, запрокинув голову и выставив острый кадык, мирно спал хозяин этой берлоги – разумеется, тоже одетый и даже, в отличие от Бекешина, обутый. На полу рядом с креслом стояла переполненная пепельница, часть окурков из которой выпала и раскатилась по неровному щелястому полу. В воздухе вонючим туманом неподвижно стоял холодный табачный дым. Пустая скомканная картонка из-под сигарет валялась рядом, и тут же стоял пустой захватанный стакан.

«Добавлял он, что ли? – подумал Георгий. – Ну и здоровый же лось! Я просто забыл, какой он здоровенный, иначе даже и пытаться не стал бы его перепить…»

Он полежал еще немного, постепенно приходя в себя и глядя на стол, где в полном беспорядке стояли и лежали бутылки – как пустые, так и полные. Ну конечно! Топливом-то он запасался, как обычно, но, во-первых, не учел того обстоятельства, что днем уже основательно приложился к бутылке в бане у старика, а во-вторых, будь у него при себе хоть немного кокаина, даже вдвое большее количество спиртного было бы ему нипочем. Но нюхать коку при старине Филе было нельзя ни в коем случае – это разрушило бы тщательно создаваемый образ честного бизнесмена, на которого наехали тупые сибирские бандиты. Вот и результат…

"Ничего, – успокоил он себя. – Нет худа без добра. Зато на опохмелку осталось, не то что всегда… Все будет нормально”, – решил он и начал осторожно спускать с дивана ноги – сначала одну (левую, кажется), а потом другую.

Мир вокруг него снова попытался пуститься в пляс. “Стоп”, – строго сказал миру Бекешин и встал, для верности придерживаясь рукой за спинку дивана. Квартира немного покружилась вокруг него, как граммофонная пластинка, а когда она нехотя остановилась, Бекешин тронулся в путь.

Первым, что подвернулось ему под руку, была непочатая бутылка джина. Скрипя зубами от нетерпения, Бекешин с треском сорвал с нее колпачок и присосался к горлышку. “Похмельный синдром, – подумал он, становясь в позу горниста, играющего подъем. – Первый и основной признак начинающегося алкоголизма. Тоже мне, открытие! А кто из нас не алкоголик? Угадайте с трех раз. Не знаете? Хорошо, я вам отвечу: тот, кто уже помер от водки…"

Отвратительно воняющий можжевельником жидкий огонь хлынул в глотку, опалил пищевод и разлился по животу испепеляющим жаром. Бекешин закашлялся, прижимая ко рту несвежий рукав сорочки. Когда кашель отступил, он почувствовал, что понемногу оживает. Шаря глазами по столу в поисках закуски, которой там не было, Бекешин вдруг увидел среди бутылок свой револьвер – короткоствольный “ругер” двадцать второго калибра, о котором накануне так пренебрежительно отозвался Филатов. Старина Фил, конечно же, был прав, он был настоящим экспертом во всем, что касается оружия и ведения боевых действий, но на дистанции в полтора-два метра разница между “ругером” и каким-нибудь “кольтом” не так уж существенна. А если подойти поближе и пальнуть в упор и не в голову, а в кадык, к примеру… Вот в этот мощный, хрящеватый, нахально задранный к потолку и уже нуждающийся в бритье…