Леонид Влодавец - Большой шухер

И здесь лежали банки, бутылки и прочий хлам, все заросло крапивой, лопухами.

— Все ясно, — досадливо произнес Агафон, в последний раз повертев фонарем. — Пошли отсюда…

Но тут световое пятно совершенно случайно остановилось на доске, лежавшей у самой стены. Доска эта была намного свежее тех, что валялись на полу конюшни. Строго говоря, это была не доска, а горбыль, который приложили ребром к стене. А пиленая сторона была обращена к Агафону и его товарищам. Эта самая сторона была желтая, вся в заусеницах. У других досок цвет был серый, даже черный от старости и сырости.

— Стоп, — сам себя поправил Агафон и подошел к доске поближе. Остальные тоже приблизились к доске, не понимая, чего тут, собственно, разглядывать. Если сказать по правде, то и сам Агафон еще не очень усек, что его заинтересовало.

Доска в рост человека торчала одним концом из густых крапивных зарослей, занимавших весь угол конюшни. Доски, оставшиеся от денников, давным-давно сгнили и в смеси с конским навозом превратились в кучу перегноя, на которой и вымахала крапива. К тому же эта куча за много лет наслоилась, и получилось нечто вроде бугра высотой больше метра. Но там, где крапива вплотную подступала к кирпичной стене конюшни, было что-то вроде ложбины. Именно в этой ложбине и лежала горбылина.

— Смотрите, — осветив фонариком черную, пропитанную водой почву между стеной и крапивой, заметил Агафон, — по-моему, кто-то из этой доски мостик делал, чтобы не наследить. Верно?

— Похоже, так, — согласился Гребешок. — Ближе к нам битый кирпич, доски, если аккуратно идти, то следов не оставишь. А тут земля сырая, отпечаток лапы оставишь. Как КСП на границе. Хитро! Правда, на хрен в эту крапиву лезть?

Агафон положил горбыль круглой стороной вверх и бочком, чтобы не обстрекаться, двинулся по ложбинке между стеной и крапивой. При этом он светил фонарем на крапиву.

— Есть! — сказал он, забравшись почти в самый угол конюшни. — Подбирайтесь сюда, только крапиву не мните. По досочке, аккуратнее.

Прижимаясь спинами к стене и чертыхаясь, потому что крапива в темноте жалилась, сотоварищи приблизились к Агафону.

Световое пятно легло на небольшую проплешину в крапивных зарослях, совершенно незаметную с внешней стороны. Проплешина совпадала по площади с углублением в бугре, образовавшемся на месте бывшей перегнойной кучи. В этом углублении лежал вылинявший грязный матрас — лежак бомжа.

— Фокус-покус! — вполголоса объявил Агафон, осторожно откинув ближнюю половину матраса.

— Ух ты! — вырвалось у Гребешка почти непроизвольно. Под матрасом оказался более узкий и короткий, чем тюфяк, деревянный щит, сколоченный из посеревшей, но крепкой вагонки. Но когда Агафон приподнял край щита, отчетливо повеяло холодом и сыростью.

— Взяли! — тихо приказал Агафон.

Они с Гребешком стянули со щита матрас, а Луза с Налимом подняли и положили к стене щит. В земле открылась узкая и глубокая, похожая на могилу яма, обложенная кирпичом. Старым, почерневшим от времени, но крепким. Туда, вниз, откуда тянул сквозняк, уходили ступени из тесаного камня. Где-то на двухметровой глубине ступеньки кончались, там был пол подземного хода со сводчатым каменным потолком.

— Сэнсей, — позвал Агафон, нажав кнопку передачи на своей УКВ-рации, — отзовись.

— Слышу тебя. В чем дело?

— Нашли подземный ход в бывших Воронцовских конюшнях. Похоже, очень старый, но кто-то о нем и сейчас знает. Как понял?

— Хорошо понял. Лезьте, посмотрите. Если почувствуете, что там заплутаться можно или обвал намечается, дуйте назад. И вообще поосторожней. Контрольный срок на поиски — два часа. Понял меня? Рация оттуда слышна не будет, так что через два часа вы должны вылезти. Если не успеете, отправлю ребят вас встречать. До связи!

— Все слышали? — сказал Агафон, обращаясь к подчиненным. — Под землей не разбредаться, поглядывать по сторонам, не лезть в боковые ходы, если таковые будут. Под ноги смотреть, ничего без спросу не поднимать, не толкаться головой в стену и беречь фонари. Я пойду первый, с фонарем. Остальные пока не включать. За мной — Налим, потом Луза, Гребешок сзади. Оружие держать на предохранителе, автоматы стволом вверх, пистолеты не доставать. Дистанция — два шага. Все!

Агафон зажег фонарь и неторопливо стал спускаться вниз. «Следом за ним пошли остальные. Идти было не шибко ловко по сырым ступеням без перил, приходилось придерживаться пальцами за стены.

Внизу оказался узкий, шириной сантиметров семьдесят и высотой около двух метров, но очень длинный сводчатый коридор. Здесь даже мягкие шаги ног, обутых в кроссовки, звучали довольно гулко. Когда все спустились вниз, Агафон остановился и прислушался, нет ли каких подозрительных шорохов. После этой «минуты молчания», взяв автомат правой рукой за пистолетную рукоятку — Агафон, в отличие от остальных, на предохранитель его не ставил, — вожак двинулся дальше, высвечивая путь фонарем. Прочие старались держать дистанцию. Хуже всех приходилось Гребешку, которому постоянно чудилось, что сзади кто-то подкрадывается. Чем дальше «экспедиция» уходила от входа в подземелье, тем больше этот глюк овладевал его сознанием. Во-первых, потому что сегодня днем Гребешок уже имел счастье понервничать, а во-вторых, потому, что позади него была густая тьма. Налим, к примеру, знал, что впереди него топает бывалый командир, а сзади еще два товарища. Луза мог надеяться, что супостат, подкравшийся с тылу, сперва зарежет Гребешка, а он, Луза, успеет изготовиться и почесать неприятеля из автомата, Гребешок же мог полагаться только на удачу. Он, конечно, успокаивал себя тем, что на неприятности скорее всего может нарваться Агафон, потому что никаких боковых ходов пока не обнаруживалось, а сзади могут подобраться только те, кто спустится по ступенькам. Но они, увидев открытый люк своего «схрона», вряд ли туда вообще полезут.