Леонид Влодавец - Большой шухер

У Агафона было два пистолета: «глок» и «ТТ». В обоих не менее двадцати патронов. Можно было попробовать пострелять из засады. Он считал, что если Луза с Налимом (в том, что Гребешок жив, Агафон серьезно сомневался) устроят небольшой шум на улице, то эти самые «конкуренты» начнут отходить и выскочат на него. Вряд ли их пришло сюда больше чем полдесятка…

Если бы у Гребешка были обе руки здоровые, он уже давно сумел бы выбраться на крышу «двоен», а оттуда перелез бы на крышу маленькой зимней хатки — подызбицы. Оттуда прыгать было гораздо ниже. Но у Гребешка сильно болела правая рука, разбитая о Чикину морду. Бабкина припарка, конечно, помогла бы опухоли пройти, но не ранее чем к завтрашнему вечеру. Сейчас, как назло, эта забинтованная кисть руки сильно болела — ее, видно, немного тряхнуло при попадании пули в бутылку. Удержаться с ее помощью за край крыши было очень трудно. Но Гребешок собрался рискнуть.

Неизвестно, чем бы кончилась эта его попытка, если бы вдруг от калитки не прогремел выстрел. Это бил Налим из «стечкина»: он заметил тень и пальнул наугад, тут же бросившись на землю. Луза тоже плюхнулся у забора, но стрелять не стал, в отличие от Налима, здраво прикинув, что может попасть не в того, в кого нужно. Упал он вовремя, потому что тень исчезла, а вместо нее пришел, как говорится, ответ. Ответом были два одиночных выстрела из чего-то бесшумного. Пули впились в столбики, на которых была подвешена калитка. Затем кто-то пронзительно свистнул, будто лихой разбойничек из сказки, приглушенно простучала очередь из автомата с глушителем, и над головами Налима и Лузы просвистело еще пяток пуль, заставив их прижаться к земле. Каждому из них в этот момент захотелось стать тоньше папиросной бумаги. Они даже не увидели, как с крыльца быстро сбежали две неясные фигуры, которые выволокли под руки третью, и быстро обежали подызбицу.

Ксюша, все еще сидевшая на карнизе и державшаяся за оконный проем, сразу после первого выстрела, сделанного наугад Налимом, услышала топот ног тех, кто пытался прорваться на «вышку». Они удалялись, сбегали вниз по лестнице.

— Миша! — крикнула Ксюша Гребешку, который, собрав силы и скрипя зубами от боли в разбитой руке, вцепился в край крыши, подтянулся, сделал мах ногами и взобрался на рифленый шиферный скат. Ксюшу охватил леденящий ужас от этой эквилибристики, она забралась в комнату и заорала оттуда:

— Миша-а! Они ушли-и, слезай обратно!

Нельзя сказать, что Гребешок на это никак не отреагировал. Конечно, по

новой зависать на четырехметровой высоте, чтобы опять перебраться на карниз, а оттуда — в мансарду, он не собирался. Но то, что незваные гости удирают после одиночного выстрела, он принял к сведению. Это настроило его на оптимистический лад. К тому же он заметил лестницу, приставленную к скату крыши примерно в пяти метрах от него. И он пополз на пузе, чтобы не продавить невзначай шифер.

Агафон увидел двоих, волокущих третьего. С этой стороны света было гораздо больше, и разглядеть, что и как, Агафону было гораздо проще, чем Налиму и Лузе. Те видели противника на темном фоне внутреннего угла, образованного перпендикулярными друг к другу стенами двоен и подызбицы, а он увидел их на свету. Правда, прячась в траве и глядя на выскочивших из-за угла типов снизу вверх, Агафон не мог толком различить, кого именно они тащат. Сперва ему показалось, будто два жлоба в черном, немного похожем на одежду киношных ниндзя, только в вязаных шапочках-масках с прорезями для глаз, тащат своего раненого. На шеях тех, что были в масках, болтались автоматы незнакомой Агафону конструкции.

Долго ему думать не пришлось. Агафон нажал спуск «глока», когда «черные» были метрах в пяти, и если бы сделали еще пару шагов, увидели бы его. Стрелял он очень быстро, навскид, но точно, почти мгновенно, переводя ствол с одной мишени на другую. Обоих «черных» пули швырнули назад, завалили в траву. Но тут же послышался шорох сверху, с крыши дома, и Агафон едва не бабахнул по Гребешку, который только добрался до желанной лестницы и намеревался лезть вниз.

Если бы Агафон не сумел вовремя рассмотреть зелено-белые полосы на рукаве черного тренировочного костюма, то шандарахнул бы за милую душу. Шансов, что промазал бы, почти не было, несмотря на то, что Гребешок находился вдвое дальше от Агафона, чем те, кто уже лежал в траве. Для Агафона расстояние не имело значения: он и на двадцать пять метров запросто доставал бегущие цели. А Гребешок был целью, слезающей с крыши, то есть довольно неповоротливой.