Леонид Влодавец - Большой шухер

— Небось жалеешь сейчас, что не замочил нас с ходу? — спросил Агафон.

— А я, думаешь, хотел мочить? — обиделся Штырь. — Ну, попугать вас немного хотелось. Вы вчера у себя там выделывались, а тут мы при козырях были. Мы не садисты, е-мое, нам лишняя мокруха не нужна…

— С понтом дела, блин, — усмехнулся Гребешок не оборачиваясь, — как не вышло, так «не хотели»!

— Верно заметил, а? — процедил Агафон. — Хреново ты выглядишь, пан Штырь. Очень хреново, скажем так. Некоторые люди в гробу лучше смотрятся. И рассказ у тебя, прямо скажем, не очень клево сшился. Вот я смотрю на тебя и думаю: поверил бы я тебе, допустим, если бы был Филей Рыжим? А ни хрена бы не поверил. Легко списать все на Чику, на его бабу из киоска с вокзала, на Монтера или там на плохую погоду. Додика этого вспомнить. Филя из тюряги, при всех своих крутых возможностях, следствие не проведет. Он сам, бедолага, скорее всего до суда не доживет. У нас весной вон Портновского за мелочевку отловили — от сердечного приступа в СИЗО Богу душу отдал. Почему? Да потому что до хрена и больше взяток раздал, а кому же охота, чтоб он потом свидетелем по этим взяткам был? И ваш родной Филя рано возникать стал. Ему бы тихо сидеть, в пределах той экологической ниши, которую вам отвели. А он дрыгаться начал, сам, и без ума, вот его и остановили. Это обычай, а обычаи нарушать нельзя.

— Слушай, командир, — спросил Штырь, заметно волнуясь за свое и без того пошатнувшееся здоровье. — Я по жизни простой, мне лекции о моральном облике еще по первой ходке надоели. Если вы весь этот разговор просто так затеяли, чтобы веселее ехать было, — ладно. Верить или не верить — тоже ваше дело. А то, что вы меня так и так живым не отпустите, — знаю.

— А вот это ты зря, — сказал Агафон. — Нельзя обо всех по себе судить. Я не зря тебя спросил, жалеешь ты или нет, что не положил нас, когда мы пустые были. Жалеешь, я по глазам вижу, а начал говорить, что вообще не хотел мочить. Это после того, как мы у тебя трех друганов положили! Не считая Барбоса, которого Элька задушила. Либо эти самые братаны тебе были до бревна, либо ты врешь. И то и другое тебя характеризует фигово. Между прочим, у меня мысль возникла: а не взять ли тебя в команду? Лавровка кончилась, ты прав. Если кто останется на воле и узнает, что «дипломат» захавали, — не простят. И ключиков Элькиных не простят. За ними очень большие люди охотятся, куда покрупнее Фили. Так что если я тебя сейчас отпущу, домой в город не уедешь, даже если я тебе отстегну на автобус. Там тебя мигом повяжут в пучки, а в СИЗО либо сразу удавят, либо опетушат навеки. Братва есть братва, закон суров, а мафия — бессмертна. Лучшее, что можешь выбрать, — бомжатник. Пойдешь по пути Алексея Максимовича Пешкова, то бишь Максима Горького, «по Руси», так сказать. Пока не замерзнешь, конечно. Потому что в нашем жестоком мире одному выживать туго. В общем, хотел я предложить тебе вписаться в «Куропатку», но ты сам все испортил. Тормози, Гребешок. Нам не по пути с гражданином Штырем.

Гребешок притормозил, Луза вылез из машины и выпустил Штыря на волю.

— Гуляй, — сказал Агафон в окошко. — И лучше не встречайся со мной, второй раз так хорошо не разойдемся.

— Возможно, — ответил Штырь равнодушно, повернулся спиной к машине и пошел обратно, туда, откуда ехали. Избитый, с простреленной рукой, со спадающими штанами.

— Поехали, — бросил Агафон Гребешку. — А то мне его пристрелить захочется, чтобы не мучился.

Гребешок погнал «девятку», оставляя за собой длинный хвост желто-серой пыли. Фигурка Штыря быстро ужалась в размерах и потерялась в этой туче еще до того, как машина свернула за поворот. Пару километров проехали молча. Агафон чего-то соображал, а Луза даже маленько подремать вздумал.

— Братва, — неожиданно спросил Гребешок, — мы вообще-то куда едем, а?

— Прямо, — отозвался Агафон.

— В Москву, что ли? — ехидно переспросил Гребешок. — Мы знаешь когда туда приедем? Часа в три ночи. С ДПС московской охота покумиться? При пушках и чемодане с баксами, которые, может быть, кстати, и в розыске числятся. Филя Рыжий, по слухам, когда-то банк брал.

— Насчет Фили это точно лажа, — зевнул Агафон, — деньги, конечно, не шибко чистые, но банков он не брал. А вот насчет Москвы у меня тоже сомнение появилось. Сэнсей нас, правда, не в столицу направлял, а в какое-то дачное поселение, но там и на подходах не сахар. Обшмонать могут. Недаром он нас все-таки без пушек отправлял. А теперь и пушки появились, и баксы, за которые, нам, кстати, могут много неприятностей сделать.