Александр Чернобук - Кап­кан для Ски­фа

Он явился с группой пополнения в нашу роту из учебки. На погонах сержантские лычки. Для вновь прибывшего — защита слабая. Погонами ни почки, ни печень, ни зубы прикрыть никак нельзя. Это в строю ты младший командный состав, а в казарме — чичеко — новичок, ганс, дух. И не волнуют тут никого ни лычки, ни регалии, ни спортивные звания. Мастеров-рукопашников в роте из каждых шести человек — пятеро. Сложно ему было поначалу, впрочем, как всем: никогда еще в ВДВ служба вновь прибывшим медом не казалась, а уж в роте разведки — тем более.

Сказать, что спас я его… не совсем правильно будет. Поддержка моя помогла ему процентов на пятьдесят, остальной полтинник он добрал сам: веселым нравом, стойкостью, смелостью и умом. Последнего у него было даже с избытком — проскакивала у него на лице периодически тень превосходства, просто никто на нее внимания не обращал, не до того было.

Прижился он быстро. И стало чемпионов по каратэ, которое принято в ВДВ называть рукопашным боем, в роте разведки двое: он и я. Сильные люди в армии тянутся друг к другу. Еще и земляки. Почти земляки. В его родном городе я закончил первый курс исторического факультета университета, откуда меня и подгребли на срочную. В институте у нас была военная кафедра, в универе таковой не имелась. Посему, несмотря на не совсем юношеский возраст, вперед — в сапоги. Указ об отсрочке для студентов вышел чуть позже — не повезло мне. А может, наоборот? Во всяком случае, я не жалел. Хапнул за два года всего. Чего было больше — хорошего или плохого, сказать трудно, только перемололось оно все вместе и трансформировалось в богатый жизненный опыт. Такой, которым владеют только граждане бывшего СССР, такой, который приобретается только в двух институтах: на зоне и в армии.

Корешевали мы с Рембо-Сегой крепко: совместные тренировки, отборочные и прочие соревнования, тяготы повседневности в широком диапазоне: от ночных прыжков со стрельбами до бесконечных марш-бросков с десятками навьюченных килограммов (десантник три минуты орел, остальное время ишак). Все это очень сближает, не говоря уже обо всех прелестях службы в эпоху перемен: Карабах, Кавказ, Афганская граница. Много народа в этих экзотических местах потеряла наша рота.

Был у нас ротный Саня. Саня — за глаза, конечно. Коробов. Капитан. Мировой мужик. Спец. Умница. Любили мы его и доверяли ему безгранично. Война есть война, объявленная она или так просто — это политикам видней, а для нас, коль по нам стреляют, и мы не молчим, значит — она. И кто руководит непосредственно при этом, для солдата очень важно.

Не стремился наш офицер на солдатской крови сделать себе звезд больших, за спинами в бою не прятался, глупых приказов не давал, без нужды не наказывал. Повезло нам, одним словом. Почему и памятен мне этот разговор с ним.

Стояли мы тогда в части. Выдернул он меня к себе в кабинет. Я по дороге ломал голову: за какой залет будет раздолбон, но никакой особой вины за собой не чувствовал и, как следствие, зашел к нему спокойно.

— Здравия желаю, товарищ капитан, — вскинул руку к берету. Он посмотрел на меня со свойственным ему ироничным прищуром и непонятной грустью:

— Привет, Скиф, — подал руку, — садись.

В принципе, люди, побывавшие вместе под огнем, пулями, не особенно соблюдают при общении друг с другом субординацию, если это, конечно же, не происходит прилюдно. Однако жест его меня удивил и насторожил, — не отличался наш капитан панибратством.

— Я хочу, чтобы ты меня правильно понял, — начал он, — я тебе чуть позже все объясню, но вначале мне нужен откровенный ответ на один вопрос. Расскажи мне все, что ты знаешь и думаешь о старшем сержанте Савельеве.

— О Сеге?

— Да-да, о Рембо вашем.

— Ну, мы с ним по корешам, — вздохнул я с облегчением, — толковый рукопашник, отличный стрелок, замкомвзвода, командир БМД. Медали «За доблестную службу» мы с ним вместе получали…

— Это все я и без тебя знаю. И какие медали, и за что, и даже могу рассказать, как документы на них оформлялись. Ты меня не понял. Как человек он тебе как?

— Как человек? — недоуменно переспросил я, немного помедлил с ответом, озадаченный таким вопросом. Поднял отогнутый от кулака большой палец. — Во! И в огонь, и в воду!

— А медные трубы? — усмехнулся капитан.

— Само собой. Если голод пережили, переживем и изобилие.

— Понятно. Хороший ты пацан, Скиф. И старшина роты толковый. Жаль расставаться. Хочу тебя предостеречь на прощанье…

— Как на прощанье? — опешил я.