Павел Захаров - Общий враг

– Ты спрашивал, как погиб Виктор… Вот этот человек, – Николай Степанович говорил тихо, но каждое слово, им произнесенное, отдавалось колоколом в голове Бойченко, – 3 июня расстрелял твоего друга и всех, кто находился вместе с ним в машине. Они не доехали до посольства совсем немного.

– Я поеду, – коротко ответил Сергей.

– Я не сомневался, – поставил точку хозяин кабинета, – В Багдад едет российская съемочная группа, ты работаешь с ними как специалист по стране пребывания. Инструкции получишь на месте.

– Я поеду…

– Что?

Сергей оторвался от своих мыслей. Они уже второй час сидели в одном из залов багдадского аэропорта в ожидании машины из консульства. Группу должны были встретить сразу, но, похоже, что-то задержало российского чиновника, ответственного за встречу и размещение телевизионщиков. Одно радовало – о том, что в Ирак приехала съемочная группа российского телевидения, местные власти были предупреждены, и обошлось без сюрпризов, на которые, традиционно богаты мероприятия, подобные этому. Четверку россиян проводили в отдельный зал и даже выставили пост охраны.

– Ты сказал «я поеду», – Надя сидела, откинувшись на спинку не очень мягкой скамьи и положив ноги на сумку, брошенную перед ней на пол.

– Да это я так… Вспомилось… Кое-что… – немного помолчав, ответил Сергей и сильно потер ладонями лицо, – задремал… Приснилось. Где же наши встречающие? Где их иракские черти носят?

– Приедут. Никуда не денутся, – пожала плечами Курочкина.

Многочасовой перелет и отупляющая духота лишили девушку сил. Она уже не пыталась руководить всеми, включая персонал аэропорта, а сидела, устало развалившись на скамье, то и дело прикладываясь к бутылке с водой.

Бойченко обвел взглядом зал. Практически пустое, а оттого – гулкое помещение освещалось лампами дневного света. Некоторые лампы горели, некоторые нет. Три лампы, висящие в разных концах зала, мигали, издавая щелчки и треск, будто разговаривали друг с дружкой. Как говорливые тетки, неожиданно встретившиеся на улице и принявшиеся рассказывать друг дружке последние сплетни и слухи, то и дело перебивая друг друга, но ничуть этим не смущаясь. Легкий сквозняк покачивал подвесы и этим самым усиливал впечатление. Соседние лампы были похожи на молчащих зевак, качающих головами в ответ на услышанное. Тот же ветерок перекатывал по гладкому гранитному полу легкий мусор и песок. На противоположной стене был выложен огромный мозаичный портрет Саддама Хусейна, метра три в ширину и метров пять, не меньше, в высоту. Большинство мелких пластинок, из которых была создана мозаика, обвалились, и, скорее всего, были растащены на сувениры. На месте правой щеки диктатора зияла дыра – не менее пятидесяти сантиметров в диаметре, как определил Бойченко, а все «лицо» бывшего правителя страны было изъедено «оспинами» – следами пуль. Похоже, что портрет долго и с удовольствием расстреливали. Но один уцелевший глаз Саддама все еще глядел на мир зорко и с хитрым прищуром.

Большие окна были плотно заделаны толстыми фанерными листами, так что утренний свет проникал в зал только через дыру в стене и через небольшие отверстия в верхней части забитых окон.

– Где же эта чертова машина? – Бойченко встал со скамьи и потянулся, разгоняя начавшую одолевать его дремоту.

Возле входа в зал стоял иракский военный. Смуглый, худощавый мужичок в синем камуфляже не по размеру и, казавшейся огромной на его маленькой голове, каске. Иракец внимательно следил за гостями страны, держа в руках калашников. Разгрузочный жилет, надетый на броник, топорщился карманами. А за спиной охранника, в следующем зале, кипела жизнь, если, конечно, это можно было называть жизнью. Аэропорт представлял собой хорошо охранямую снаружи и еще более охраняемую внутри военную базу. Ходили туда-сюда бесчисленные толпы солдат американской армии, все, как один, похожие в своих «обвесах» на ходячие склады боеприпасов. Попадались военные в форме других стран, входящих в коалицию. Деловито сновали небольшие и шустрые электрокары, перевозящие грузы. Иногда кто-нибудь из американских военнослужащих или иракских работников подходил к дверям зала, в котором репортеры ждали консульского представителя и интересовались у сторожа личностями прибывших. До сидящей в полудреме Нади иногда долетали английские или иракские слова, когда их охранник объяснял, что сидящие в зале ожидания люди – это русские журналисты.