Екатерина Неволина - Цирк кошмаров

Последние слова он прокричал так торжественно и страшно, что по спине пробежала дрожь. Публика отозвалась нестройным шумом, кажется, вполне одобряя предложенную программу.

Олег взглянул на Алису. Она сидела вся бледная и широко распахнутыми глазами смотрела на уродца, который уже вовсю прыгал по сцене, разом подбрасывая в воздух разноцветные шарики, мелькающие так быстро, что получалась настоящая радуга.

– Я не знал, что это какой-то цирк мутантов, – прошептал Волков ей на ухо. – Извини. Хочешь, уйдем?

Алиса бросила беглые взгляды по сторонам, потом посмотрела на сцену.

– Нет, – шепнула она в ответ. – Как-то неудобно уходить… Если бы мы в последних рядах сидели… Посмотрим, может, оно еще ничего будет. Не понравится – сбежим в перерыве. Тут ведь должен быть перерыв?

Олег кивнул. Объявленная программа и выкрутасы несчастного уродца его определенно напрягали. Но, с другой стороны, они так долго добирались до цирка, да и погода на улице не то чтобы приятная, располагающая к прогулкам… В общем, жаль сразу поворачивать обратно. Возможно, Алиса права, и программа будет действительно приличной.

Как раз в это время появилась пара воздушных гимнастов. Мужчина и женщина. Они тоже оказались карликами и свое уродство не только не пытались спрятать, а, напротив, всячески подчеркивали – с помощью блестящих искрами костюмов, убого смотрящихся на толстых, похожих на обрубки телах; с помощью грима, превратившего и без того безобразные лица с шишковатыми лбами и раздвоенными носами в жуткие маски, в которых не проглядывало уже ничего человеческого. Вот уж действительно мутанты!

Однако, поднявшись на тросах под купол, уродцы оказались неожиданно ловкими и подвижными. Они выделывали немыслимые сальто, совершали невероятные прыжки, от которых у зрителей замирали сердца, крутились и повисали вниз головой, держась на перекладине пальцами ног. Казалось, что законы земного тяготения над ними не властны, а тела не имеют позвоночника и прочих костей. При этом Олег не заметил у гимнастов страховки, и от этого становилось еще более не по себе. Так и мерещилось, что вот-вот одна из крохотных фигурок сорвется, чтобы камнем рухнуть вниз и недвижимой остаться на арене.

Это зрелище было противоречивым – и притягательным, и отталкивающим одновременно.

Зрители неистово аплодировали. Очевидно, представление имело успех. Хотя что они в нем находят, Олег никак не мог понять. Ему было страшно, и чем дальше – тем сильнее. Гнетущее впечатление подчеркивала музыка. Сопровождала выступление не обычная веселая цирковая музыка, а что-то мрачное, порывистое. Голоса скрипок звучали надрывными смертными стонами, трубы играли траурный марш, а барабаны били словно в сердце, и каждый их удар, казалось, вколачивал в него сваю.

Бум! Бум! – грохотали барабаны.

Ах, ах! – подхватывали литавры.

Не уйдешь! Пропадешь! – пророчили скрипки.

Всех предашь! Будешь наш! – мрачно подытоживали трубы.

На сцену вышла женщина, похожая на кенгуру, с закругленной спиной, неразвитыми руками и большими скрюченными ногами-лапами. Своими маленькими ручками она ловко подбрасывала разноцветные шарики, а затем повернулась, и Олега затошнило, потому что у женщины обнаружился самый настоящий хвост, похожий на хвост крысы или того же кенгуру. Он торчал из-под блестящей, усыпанной блестками юбочки и волочился по полу.

Олегу уже начинало казаться, что он сходит с ума. На виски давило, в голове туманилось, а в легкие вместо воздуха, подкрашенного кроваво-алыми огнями софитов и сдобренного каким-то восточным курением, казалось, поступал стопроцентный яд.

С детства у Волкова сохранилось совершенно другое впечатление о цирке. Однажды отец – он тогда еще жил в семье – водил сына в цирк. Олегу запомнилось что-то пестрое, многоцветное, веселое. Но теперь… То, что творилось здесь, было в корне неправильно. Да, именно в корне. Как будто у цветка сгнил корень, и от этого цветок, еще почему-то живой, получился неправильный, зловещий, несущий в мир вместо ожидаемого сладкого аромата запах тления и смерти.

В этот самый момент снова загрохотало, и на арену выбежал огромный гнедой конь. В его хвост и гриву были искусно вплетены алые и желтые куски шелка, и, когда скакун несся по кругу, казалось, будто это всполохи огня.

На спине у жеребца неизвестно каким образом держался крохотный человечек, одетый в черное с серебром. Лицо его было раскрашено на манер индейских масок – в черное и белое. Грим не украшал карлика, напротив, затенял глаза и нос, превращая их в черные впадины, обрисовывал белым зубы – в общем, превращал, может быть, не самое приятное, но все же человеческое лицо в лицо самой смерти.