Светлана Алешина - В пекло по собственной воле (сборник)

— Брек, ребята, брек! — развела я руками, словно рефери на ринге. — Давайте лучше сообща решим один вопрос. Что это за пассажир, который участвовал в драке между вами в салоне самолета?

Увидев, как вскинулся Анохин на мой вопрос, я поспешила добавить:

— Ладно, Анохин, не кипятитесь. Можете отвечать, оставаясь в пределах своей версии: что за пассажир дрался с этим неизвестным вам человеком в салоне самолета? Давайте, вы первый и начнете отвечать.

— Позвольте-ка, спасательница! — подал голос Менделеев, и я услышала явную иронию в его голосе. — А почему это, собственно, вас интересует? Что это у вас за нездоровый интерес к дракам между мужчинами? Это что — женское любопытство?

— А вам не интересно, кто это оказал вам столь эффективное сопротивление? — спросила я Менделеева. — Или вам этот человек хорошо известен?

Менделеев заметно смутился и пробормотал:

— Я, по-вашему, знаком со всеми пассажирами этого самолета?

«Ушел от ответа, — отметила про себя. — Это само по себе уже о чем-то говорит. Или он хорошо знает того пассажира, но не хочет в этом признаваться, или он его не знает, но не хочет, чтобы я проявляла интерес к этой личности. И то и другое требует разъяснения…»

— Давайте поступим следующим образом, — предложила, обращаясь в основном к Менделееву. — Доказать друг другу, что мы именно те люди, за которых себя выдаем, мы пока не сможем. Но давайте тогда придерживаться хоть каких-нибудь версий на этот счет. Самая простая — что так оно и есть на самом деле. Но тогда мы должны объяснить свои поступки таким образом, чтобы они вписывались в эти версии. Вы с этим, надеюсь, согласны?

Менделеев секунду подумал и кивнул в знак того, что не возражает. А что еще он мог предложить? Сейчас явно проигрывал мне в активности и просто вынужден был соглашаться на мои предложения.

— Тогда логика ситуации требует, чтобы я начала с себя. В конце концов, это я без всякого приглашения ворвалась в вашу компанию и нарушила ваш приятный ли, неприятный ли, но тет-а-тет на борту затонувшего самолета…

Менделеев хмыкнул. Он явно не возражал.

— Меня эпизод с дракой интересует прежде всего с профессиональной точки зрения, — начала я свои объяснения. — В первой группе спасенных пассажиров была женщина, которая сообщила нам…

— Кому это нам? — перебил меня Менделеев.

— Чтобы задавать подобные вопросы, — отрезала я, — вы должны иметь на то полномочия, а они у вас пока еще весьма сомнительны. Но отвечу на ваш вопрос единственным возможным в данной ситуации способом — сообщила мне и моим коллегам. Вас это устроит?

Менделеев недовольно фыркнул, но промолчал.

— Итак, сообщила нам, — продолжала я, — что в салоне самолета произошла драка, в которой участвовали вы… — Я указала на Менделеева. — Причем ошибиться тут было невозможно, поскольку вашу внешность она описала очень живописно и даже экспрессивно… По ее словам, в драке участвовали три человека. Вторым были вы, Анохин…

— Она врет! — нервно перебил меня пилот. — Вы не имеете права!

— Вы тоже никаких прав тут не имеете! — перебила я в свою очередь. — Даже права на адвоката. Разве что поищете его среди каспийских селедок. Не желаете с ними пообщаться?

Анохин молчал. Видно, я производила на него довольно устрашающее впечатление.

— А раз не желаете, — продолжала я, — то и помалкивайте насчет того, кто какие права имеет. Лучше ответьте еще раз и хорошо подумав — участвовали вы в той драке или нет? Имейте в виду, что если я та, за кого себя выдаю, то мои показания будут рассматриваться в официальном расследовании причин катастрофы. От расследования вы, как пилот самолета, не отвертитесь. Тем более что есть еще второй пилот… Простите, я имела в виду — первый пилот, который тоже может дать свои показания, и они должны будут точно соответствовать вашим.

Не знаю, правильно ли я сделала, упомянув первого пилота, который так и остался скорее всего в рулевой кабине самолета и никогда не сможет дать показания. Но Анохин посмотрел на меня враждебно и как-то злорадно. Я думаю, он знал, что первый пилот мертв.

— Не думаю, что мои слова будут противоречить тому, что покажет Панов, — ответил он тихим, но каким-то интригующим, что ли, голосом, то ли намекая, то ли не умея скрыть, что знает он больше, чем говорит. — Вы, кстати, забыли еще пассажиров, из которых добрая половина видела, что я не участвовал в той драке… Ну, почти не участвовал. Я только столкнулся в проходе из салона в рулевую рубку с этим гражданином, знать которого не знаю и увидел тогда впервые. Мне показалась подозрительной стремительность, с которой он направлялся в кабину пилотов, в которой, как известно, посторонним людям делать нечего. Я, абсолютно его не трогая, просто встал у него на пути, чтобы не дать пройти и выяснить, в чем, собственно, дело. Но он грубо отшвырнул меня со своего пути. Вернее, попытался отшвырнуть. Я вцепился в рукав его пиджака, но он сбросил пиджак и оставил меня за своей спиной. Если бы не вмешался тот неизвестный мне пассажир, не знаю, чем кончилось бы все это. Ему удалось бы ворваться в салон и помешать Панову плавно посадить самолет на воду…