Илья Рясной - Цеховики

— Обойти спортклубы Москвы. Ты представляешь, что это такое? Мы можем на несколько месяцев увязнуть.

— Значит, увязнем. Не так?

— Да так. Давно этим заняться можно. Да только в связи с этими чертовыми «автомобилистами» нам людей не дадут.

— Дадут, куда денутся. Есть второй путь. Надо борцов вытащить сюда.

— Добрый наказ. Как его выполнить?

— Надо думать.

— А, думать это завсегда. Занятие не пыльное и ни к чему не обязывает…

Думали мы упорно. Но, видимо, в тот день умные мысли летали другими маршрутами и готовы были посещать кого угодно, только не нас. Наконец из длинного ряда хромых, убогих вариантов мы выбрали один.

— Планец так себе, примитивненький, — отметил Пашка.

— Придумай лучше. Те два — с Григоряном и с Лупаковым — были ненамного лучше. Но сработали.

— Повезло.

— Значит, и сейчас повезет. Двум разам бывать, третьего не миновать.

— Если сорвется, можем человека сильно подставить.

— Это от вас, оперативников, зависит.

— Нужно еще его уговорить.

— Уговорим.

— И начальство уломать.

— Уломаем.

— Если ты такой оптимист, тебе и звонить.

Я взял трубку, поискал в записной книжке номер и начал накручивать телефонный диск. Ионин был дома. Я попытался, чтобы мой голос звучал как можно елейнее. На психов это оказывает положительное действие.

— Станислав Валентинович, мы бы были очень благодарны вам, если бы вы согласились с нами встретиться.

— Что такое?

— Нам очень нужна ваша помощь.

— Когда быть? — в голосе Ионина зазвучали стальные нотки, таким тоном говорят «всегда готов выступить на защиту социалистической Родины».

— Мы бы к вам сами заехали. Когда вам удобно?

— Хоть сейчас.

— Через двадцать минут будем. Я повесил трубку.

— Через какие двадцать минут? — спросил Пашка. — До него минимум час автобусами переться.

— Вы живете прошлым. Со вчерашнего дня меня возит черная «волга».

— С хрена ли?

— По чину положена. Мне, начальнику следственной части и прокурору области.

— Черная «волга». Дело Григоряна продал и купил?

— Ко мне двух оперов из КГБ приставили. Притом один из Москвы. Почуяли, что на партию поперли, а это уже их вотчина, тут как тут.

— Ох, хвост-чешуя… С этими парнями надо держать ухо востро. Никогда не знаешь, какое у них задание — помочь раскрутить или напрочь загубить дело.

— Закопать, раскопать — какая разница! Зато черная «волга» с сиреной и синей мигалкой есть.

Рассекая городские, улицы на черной «волге», чувствуешь себя несколько приподнятым над обыденной суетой и над народом. Это в постперестроечные годы «волга» напрочь выйдет из престижной обоймы и уважаемой машиной станет «мерседес» или «плимут». Тогда же черная «волга» означала близость к власти — партии, госбезопасности. На крайний случай, если номер частный, то к Внешторгу, к загранпоездкам. Я в черной «волге» с проблесковым синим маячком ощущал себя уютно, но ненадежно. Как пассажир, поймавший ее за рубль, — ехать со свистом приятно, но вскоре тебя высадят и опять поползешь пешком по улицам, рассеянным косым дождем.

Горло Ионина было перевязано, сам он был одет в теплый плюшевый халат. Мы прошли в бедно обставленную трехкомнатную квартиру.

— Ангина, — Ионин провел пальцами по горлу. — Приходится все время сосать стрептоцид и пить чай с малиной. И из дома не выйдешь.

Как я его понимал.

— Это очень кстати, — кивнул Пашка, и Ионин удивленно посмотрел на него.

Ионин провел нас в большую комнату и отправился на кухню готовить чай. Вскоре низкий столик был уставлен чашками, розетками для варенья, блюдом с печеньем.

— А где ваши? — спросил я.

— В деревню к родственникам отправил.

— Надолго?

— На неделю.

— Это тоже кстати, — кивнул Пашка.

— Почему?

— У нас к вам интересное предложение, — начал я издалека.

Наше «интересное» предложение вызвало у Ионина такую реакцию, какую и должно было вызвать.

— Да нет, что вы, — как-то растерянно произнес он. — Я не могу. Просто не могу. Извините.

— Как же так? — скорбно произнес я. — А мы так надеялись на вас.

Во мне и в Пашке в тот день пробудились способности профессиональных увещевателей и уламывателей. Наверное, так же вкрадчиво в прошлые века священники убеждали покупать индульгенции и жертвовать на благо церкви золото и имения. Процесс совращения занял сорок минут. «Если не вы, то кто же». «Священный долг человека и гражданина». «Обуздать наглую преступность». «Восстановить поруганную справедливость, отомстить за растоптанное человеческое достоинство».