Илья Рясной - Цеховики

И мы выиграли…

Любой торгаш ходит под Богом и под ОБХСС. Вся работа магазина строится на больших или маленьких махинациях — на обсчетах, обвесах и прочих профессиональных хитростях. Над торгашом висит постоянный дамоклов меч. Контрольная закупка, ревизия, неподкупный сотрудник ОБХСС, стук двери лифта по ночам и неожиданный звонок по телефону — этими страхами наполнен его мир. Когда страшное все-таки случается, у многих моментально сдает нервная система. И люди ломаются.

Директорша магазина, где работал Григорян, походила на гладкую, ухоженную хохлатку. Полная глупая суетливая тетка во французском костюме, с тремя золотыми цепочками на шее и с пятью кольцами, из которых два бриллиантовых — такой я увидел ее в кабинете. Ночь в камере состарила ее на несколько лет, под глазами пролегли синие тени. Если в первый день она ничего не говорила, то на следующий день разговорилась сверх меры, хлюпая носом, вытирая слезы и проклиная старшего продавца Григоряна.

— Ух, басурман проклятый, запутал, сбил с толку… Что будет, товарищ следователь?

— Я не решаю такие вопросы. Но уверяю вас, Нина Михайловна, самое лучшее, что вы можете сделать, это быть предельно откровенной.

— Ох, — она снова начала плакать и сморкаться. — Попутал черт заморский. Как сладко пел: «Не бойся, ничего не будет». Как девочку нецелованную, соблазнял.

— И ведь соблазнил.

— А я что? Думаете, хорошо директором магазина быть? Грузчику налей, шоферу на лапу дай, в торг подарки принеси — иначе ходового товара не дождешься и план не выполнишь. Где деньги взять на всех?

— Действительно, — вполне искренне согласился я.

— Муж — пьяница, за рюмкой тянется. Дочке семнадцать лет, ей дубленку и серьги с изумрудами вынь да положь. Тесть на пенсии, пьяница хуже мужа. И все на моей шее сидят, супостаты. Что делать?

— Тяжело.

— А этот басурман как начал нашептывать. «Бояться нечего. Так все обтяпано, что комар носа не подточит. Все куплены. Все схвачено. И тебе делать ничего не надо — только иногда подписи ставь да не суй нос, куда не надо».

— И вы эти подписи ставили.

— А как же… Вы, товарищ следователь, что думаете? Это я, что ли, директором магазина была? Это его, басурмана, магазин был. Меня в конце концов даже продавщицы слушаться перестали. «А что нам Ричард Ашотович скажет?» Ох, за что такое наказание?

И снова слезы. Ненавижу, когда женщины плачут. Меня при виде плачущей женщины начинает мучить чувство вины, и хочется забиться куда-нибудь в щель.

— Не расстраивайтесь, Нина Михайловна, — невнятно пробормотал я. — Успокойтесь.

— Как же не расстраиваться, товарищ следователь? Подвел, супостат, под монастырь. Сразу мне не понравился.

— Как доставался и реализовывался товар?

— Машина с комбината привозила. У Григоряна там два шофера были, которым он доверял, — Мотыль и Бабаев. Я в эти дела не лезла… В основном все уходило через уличные ларьки — у нас их два было. За них ответственным по штатному расписанию являлся Григорян.

— Какой был оборот?

— Мне трудно сказать. Наверное, не один десяток тысяч. Товар ходовой был — дешевые сумочки, зонты, шлепанцы. Народ расхватывал.

— Вам какой-то процент платился?

— Нет. Григорян мне определил тысячу рублей в месяц. Девчонкам, которые товар продавали, триста-четыреста.

— Теперь, Нина Михайловна, давайте вспоминать, когда и какой левый товар привозили в магазин…

Началась обычная тягомотина. Для обвинительного заключения недостаточно самого факта, что расхищалось государственное имущество. Каждый эпизод должен быть задокументирован. Каждая ворованная копейка должна найти свое подтверждение в материалах дела.

Мне в помощь дали старшего следователя из УВД и двух следователей из районных прокуратур. Помаленьку дело пухло, делилось подобно амебе на все новые и новые тома. Я по уши увяз в руководстве следственной группой. Но при этом не должен был забывать о главном для меня, о том, с чего началось дело — о раскрытии убийства Новоселова. Где-то в мешанине новых фактов, лиц, преступлений должна была найтись ниточка, которая приведет нас к убийце. Я это чувствовал. И наконец кое-какие сдвиги появились…

Постепенно, хоть и с трудом, я привыкал к тому, что одиночество мое закончилось. Теперь ежедневно меня будила Нина, не забывающая привычно заметить, что вставать надо с первым лучом солнца, а сон допоздна вреден для здоровья. Сколько же шума и суеты теперь было по утрам. Нина делала асаны на коврике, и ее приходилось обходить, как книжный шкаф, да при этом еще стараться не задеть, чтобы не сбить концентрацию сознания на циркуляции внутренней энергии. Сашка кричал, что не хочет надевать рубашку, поскольку она не понравилась какой-то Танечке из его группы. Судя по ранним замашкам, из сынули вырастет тот еще франт и бабник.