Илья Рясной: Цеховики

— Ты смотри, — присвистнул Норгулин. — Интересно, его тачка?

— Судя по тому, как он в ней располагался, его, — предположил я.

— С шофером. Обалдеть.

В 1987 году «мерседесы» и «вольво» еще не завоевали всенародного признания, купить себе иномарку считалось наглостью. «Жигули» являлись свидетельством крепкого благосостояния. «Волга» — предметом роскоши.

— А ты, Паша, хочешь, чтобы старший продавец, представитель великой Армении, ходил пешком!

— Каким скромным прикидывался! Костюмчик старенький, сам понурый, в рот следователю заглядывает. Артист.

— Ты заметил, что у него в конце беседы акцент стал меньше. Битый час изображать из себя чурку неотесанную не так легко.

— Терентий, а может, Новоселова он и подрезал?

— Может, он. А может, и нет. — Я пододвинул к себе ватманский лист, испещренный кружками, стрелками — схема связей убитого, — и пририсовал еще один кружок с надписью «Кузьма». Этот кружок соединил с кружком «Григорян» и поставил восклицательный знак.

— Надо заняться отработкой этой версии.

— Займемся, — послушно согласился Норгулин…

Когда говорят, что следователи не любят читать детективы, это полнейшая чушь. Любят, да еще как! Во всяком случае, за одного из них я могу поручиться. Его фамилия Завгородин. То есть я. Еще во времена молодости я подзаряжался романтическими устремлениями и энтузиазмом от книг Адамова, Словина, на худой конец Чейза или Гарднера. Вопреки расхожему мнению, в наших советских детективах — не только оторванная от действительности чепуха. Даже расхожие штампы во многом почерпнуты из жизни. «Часто слышим мы упреки от родных, что работаем почти без выходных», — поется в сериале «Следствие ведут знатоки». Не счесть книг, где сотрудника милиции вызывают из очередного отпуска и обязывают выполнить свой долг. В жизненности последнего штампа я убедился на собственной шкуре. Раз в кои веки удалось выторговать отпуск в июне, как свалилось дело Новоселова. «Ничего, задержишься чуть-чуть, — ласково посыпал мои раны солью начальник следственного отдела. — Ты только главное преступление раскроешь, потом передашь дело другому следователю и поедешь на море». Легко и просто — раскрой, а затем уезжай. Почему-то в нашей «конторе» считалось, что я — хороший охотник, когда дело касается «глухаря». Особенно «мокрого». Мне действительно удалось в первые же годы работы раскрутить несколько хороших дел. Хотя исключительные оперативные и следственные достоинства, мифическая интуиция были здесь ни при чем. Скорее сказывалось упрямство, везение, привычка пахать без устали, пока дело не раскрыто и преступник не выведен на чистую воду.

Жена с сыном укатили на море. Нина заявила, что ждать не намерена, что ее муж не умеет держать слово и что вообще ее достала моя работа и то, что я днями и ночами пропадаю неизвестно где. Это был тысяча первый скандал.

Терентий Завгородин образца 1995 года — это угрюмый, одичавший без женского присмотра холостяк.

Итак, жена неизвестно с кем проводит время на югах, потягивает холодное шампанское и даже не вспоминает обо мне. В это время лопух-муж сидит в прокуратуре и наполняет бумагами папку с уголовным делом.

На место происшествия выезжал следователь районной прокуратуры и так составил протокол, что лучше бы не делал этого совсем. Мне пришлось производить повторный осмотр. При первоначальном ничего обнаружено не было.

Суть дела заключалась в следующем. В отделение милиции Озерного района пришла некая гражданка Новоселова и заявила, что полчаса назад обнаружила на даче труп мужа. Говорила она истинную правду. Упомянутый труп лежал там, где было сказано.

Трех-четырехэтажные, украшенные бойницами и башенками дворцы с бассейнами, теннисными кортами, бетонные ограды с колючей проволокой и видеокамерами у входа — при «коммунизме» подобные «фазенды» невозможно было представить даже в наркотическом бреду. Никакой член Политбюро не мог мечтать о таких «избушках», что ныне возводят все более или менее удачливые ворюги. Обычное поместье образца 1987 года — это щитовой домик, приютившийся на пяти сотках и окруженный кустами смородины и картофельными грядками. На их фоне двухэтажный кирпичный дом Новоселова площадью сто квадратных метров, с сауной и гаражом выглядел, как феодальный замок. Внутри, сверху донизу, он был завален дефицитными вещами. Их оказалось столько, что хозяйка даже не могла вспомнить, пропало что или нет.

Труп лежал на первом этаже, в завешенной коврами, заставленной импортными стенками гостиной. Убийство было совершено колюще-режущим орудием. Точнее — морским немецким кортиком с длиной лезвия двадцать пять сантиметров. Кортик торчал из груди несчастного. Классический удар — сердце нанизано на лезвие, как на шампур. Смерть наступила примерно за двое суток до обнаружения трупа.