Илья Рясной - Ночь длинных ножей

— Давай, — кивнул командир группы взрывнику. Спешить было некуда. Эту работу нужно выполнить качественно и с максимальной безопасностью для себя.

Время больше не поджимало.

И тут послышался истошный приглушенный крик снизу:

— Не надо! Я выхожу!

Люк откинулся. И со стуком из него вывалилось тело.

Бойцы напряглись, готовые к стрельбе. Возможен был любой сюрприз. Но тело не двигалось. Стало понятно, что тот, кто лезет следом, просто вытолкнул тело перед собой, прикрываясь от пуль.

Из люка вылез человек, в котором каждый из бойцов без труда опознал не раз виденного перед операцией на фотографии и видеозаписи Хромого.

— Я сдаюсь . Я не стрелял! Он стрелял!

Хромой был весь в крови, лицо разодрано, с обильными кровоподтеками. На руке его были какие-то вдавленные, окровавленные следы, похожие на укус. Гадаев, чье тело лежало около люка, выглядел куда хуже. На шее пятна, весь в крови… К тому же, он был уже трупом.

— Руки держи в пределах видимости! — крикнул капитан, державший Хромого на мушке. — Расстегнись! Осторожно, не делая лишних движений!

Взрывного устройства, гранаты — ничего не было. Хромой действительно сдался Его вовсе не прельщали лавры камикадзе, цель которого — унести на тот свет побольше врагов. Он хотел жить.

Его уронили на землю. Еще раз обыскали. Гадаева тоже с соблюдением всех мер предосторожности осмотрели. По следам на его шее можно было представить, какая короткая и ожесточенная схватка была внизу.

Действительно, еще несколько минут назад в подвале завязалась кровавая драма. Когда нападающие пошли на штурм. Хромой, знавший, что в этой комнате есть скрытый люк, откинул его и кивнул Гадаеву, сжимавшему автомат и съежившемуся за подоконником:

— Давай туда.

Надежда, что они схоронятся в подполе, их не заметят и оставят в покое, была слабая Но все-таки она была. А это лучше, чем никакой надежды.

Когда их все-таки обнаружили, Гадаев, приготовившийся к смерти в бою, смерти, достойной воина, открыл огонь, высадив сразу целый магазин. У него было еще три магазина — Надо сдаваться, — прошипел Хромой. — Зазря погибнем Они взорвут нас А мы не достанем ни одного из них!

— Молчи, блядь! — воскликнул Гадаев, на его губах выступила пена.

— Волк, мы сдадимся. Потом выйдем на свободу. Русским не удержать нас. Сдаемся!

Гадаев ударил Хромого прикладом. И выдал еще десять патронов, услышав наверху шевеление.

Тут Хромой ударил его сцепленными руками в шею так, что автомат выскочил у того из рук. Гадаев вцепился в Хромого. И началась жестокая, короткая, смертельная схватка. Они дрались отчаянно, зубами рвали друг друга. Хромой победил.

И теперь, стоя на улице, в наручниках, он глядел на темнеющее небо и красный закат и в голове, как заезженная пластинка, вращалось: «Живем. Живем…»

Теперь территория была зачищена окончательно, саперы осмотрели все.

Полковник ФСБ сплюнул. Ткнул ногой ближайшее тело, перевернул. Бородач уставился мертвым стеклянным взглядом в небо, на которое выбралась полная луна.

Удивительно, но в подвале дома уцелел генератор, и лампочка в фонаре, висевшем на доме, не разбилась Сапер запустил генератор, и теперь качающаяся под порывами ветра лампа отбрасывала желтое полукружие в сгущающейся темноте и играла тенями.

Джамбулатов бродил по месту битвы, на него никто не обращал внимания. Трупы стаскивали в ряд. Там же выкладывалось на брезент оружие — автоматы Калашникова, несколько «мух».

— Помоги, — кивнул Джамбулатову «тяжелый», снявший свою «сферу» и несколько утративший в связи с этим сходство с рыцарем в доспехах.

За ноги они оттащили труп Ибрагимки, его мертвые глаза были такими же мутными, как и при жизни.

Джамбулатов нагнулся над ним и извлек из-за пояса штык-нож, тот самый, который он учил его метать.

— Ты как? — подошел к Джамбулатову Алейников.

— Норма.

— Двигай к «восьмерке» за холмом. Скоро отчаливаем. Ночь здесь ночевать не будем. Всякое возможно.

— Ясно, — кивнул Джамбулатов.

У него было какое-то опустошенное состояние. В ушах звенело от разрывов. И одолела вялость. Хотелось сесть, обхватив колени руками, и больше не двигаться. Слишком много сил забрал этот день. Слишком дорого он ему стоил.

И все-таки сегодня он сделал еще не все Он не сделал самого главного.

Хромой стоял, прислонившись спиной к ржавому трактору. Рядом с ним были двое бойцов, расслабленных, как сторожевые овчарки, которые стерегут лениво, но приоткрыв глаз, готовые в любой момент кинуться вперед.