Илья Рясной - Право выжившего

— Не хило.

— Еще как! Самое смешное, двух милиционеров повязали. Участковый и опер из Завадского района.

— Да ты чего!

— На содержании у «правобережцев», на разборы уже ездят. У участкового незарегистрированный ТТ.

— Вот, скоты. Давить надо!

— Ребята из СОБРа нервные, предателей не любят. Так что им больше всех досталось.

— Ну а дальше-то что? Суета это все.

— Верно. Пожурят и отпустят, — кивнул Ромашин. — В лучшем случае кому-то условно дадут. Комедия.

— Стрелять их, тварей, надо.

— Покажи пример, — усмехнулся Ромашин, но улыбка у него сползла с лица, когда он наткнулся на острый, ледяной взор своего старого приятеля… — Какими судьбами-то ко мне?

— Что ты можешь сказать о некоем Гвоздеве? Кличка Гвоздь.

— А что у тебя на него? — Ромашин напрягся. Косарев объяснил суть дела.

— Любопытный экземпляр, — сказал Ромашин. — Из тех, кто еще чтит блатной закон.

— Не очень и чтит. Вон, домину отгрохал.

— Слаб человек… Гвоздь начинал с должности палача, приводила исполнение приговоры сходняков. Сколько народу перерезал — никому не ведомо. Преуспел в этом деле, умудрился ни разу не засветиться. Думаю, работа ему сильно нравилась. Из тех, у кого слово с делом не расходится. Если сказал, что пришьет, — пришьет обязательно.

— Убивец?

— Не простой убивец. Умный, осторожный, волевой. Его блатные хотели смотрящим на город ставить… Кстати, он две зоны кормит. Благодетель. — Чем же он сейчас занимается?

— Да тем же, чем и вся мразь уголовная — вымогательства, махинации, левые фирмы. В девяносто шестом с чеченцами спутался. Поставлял им наемников-снайперов. И, кажется, был посредником в какой-то сделке с оружием. Тоже для Чечни. — На черных работал?

— А что ему? «Национализм расшатывает элементарное, арестантское. Этот блуд надлежит искоренять». Такое было решение авторитетного сходняка еще лет пять назад. Воры сегодня самые большие интернационалисты. Армянский и азербайджанский вор друг друга резать из-за национальности не будут. Так почему бы не помочь чеченским братьям?

— Вот мразь.

— Еще какая… Слушай, если ты его на чем зацепишь — мы тебе любыми средствами поможем. И за мной тогда коньяк.

— Не знаю, что получится. Мне неясно, что его шестерки от моих «клиентов» хотят. Ладно, пока… Чтобы разобраться в этом ребусе, для начала нужно отыскать Севу. Ведь у Гулиеватак ничего и не удалось выяснить. Может, мальчишка поможет разобраться? Но он как сквозь землю провалился.

Что касается Матроса и Киборга — их можно арестовывать хоть сейчас. Однако с этим на совещании у начальника уголовного розыска решили повременить. Полезнее будет попытаться провести оперативную разборку, поискать подходы к этой компании. , — Серега, тут такое дело… — занудил Мартынов, когдa Косарев вошел в кабинет.

— Сколько?

— Две сотни, — потупился Мартынов.

— С таким напарником с голоду скоро подохнешь, — Косарев протянул две сотенные купюры.

— Ты же один живешь. А у меня дети.

— Ладно, не тяни за душу, — Косарев уселся за свой стол, задумчиво поглядел на сиреневого пингвина Алексеича.

— А ты знаешь, чем Гвоздь занимался?

— Бандитствовал.

— Да… Он в девяносто шестом снайперов в Чечню посылал. И с оружием «нохчам» подсабливал.

— Козел.

— Этим оружием его наемники клали наших солдат. Это что, теневой бизнес?

— Получается.

— Ничего подобного, Володя. Это — измена Родине. И знаешь, что я скажу.

— Что?

— Он сильно пожалеет об этом…

— Да ладно. Поди, достань по нынешним временам «законника». Глядишь, его еще в Думу изберут. Они ныне в почете.

— Я его достану…

Будешь? — хозяин дома Михась протянул Севе папироску «Беломора».

— Я такие не курю.

— Это косяк. Анаша.

— Не хочу.

— Не пробовал, что ли? — усмехнулся хозяин.

— Пробовал, — приосанился Сева. — Давайте, — и потянулся за папироской.

— Ладно, не стоит. Может, потом распробуешь. Помогает жить. Хотя сам не слишком уважаю, — Михась , спрятал папиросу и отхлебнул чая из большой, красивой фарфоровой чашки.

Сева чувствовал себя здесь вполне прилично. Обиль — ный стол, вкусно приготовленное мясо, наваристый ; суп, мягкий, домашний хлеб — наслаждение после тех дней, когда приходилось прятаться и после той жуткой ночи, когда под вой бродячих собак он ломился через лес. По комнате сновали женщины, меняя блюда, расставляя посуду. Михась с ними обменивался короткими репликами на незнакомом Севе языке — одном из цыганских наречий.