Валерий Горшков - Реаниматор

Положив трубку, старик немедленно набрал номер шефа своих громил Пал Палыча. Ему не терпелось узнать результаты допроса вероломно продавшей его Фиксе бухгалтерши Масюлевич.

— Слушаю, — после первого же гудка хриплым простуженным голосом отозвался бывший опер. Отсидев в «красной» нижнетагильской зоне троечку за рукоприкладство с тяжкими последствиями, Клычков, он же Бульдог, давно состоявший на довольствии у Тихого, без сожаления расплевался с убойным отделом Всеволожского ОВД и успешно влился в число подручных Белова, в короткий срок завоевав его доверие и возглавив группу боевиков.

— Чем порадуешь? — непринужденно, словно речь шла о пустяковом деле, спросил патриарх.

— Сама, тварь, все выложила, как только поняла, что влипла, — в тон Тихому сообщил Бульдог. — Этот чмо, Бык, разыграв Ромео, обещал ей бросить братву, смастырить обоим светлые греческие документы и умотать на солнечный Крит. Вроде как у него там даже дом имеется. Надоела, мол, такая стремная работенка, капусты хватает, пора и пожить в свое удовольствие — завести небольшой бизнес, вроде заправки с кафе, и до старости греть задницу на пляже...

— И эта облезлая овца купилась на такую голимую лажу?! — протяжно охнул Степаныч, закатив глаза. — Чтоб я еще имел дела с бабами... Что дальше? Про Мальцева выяснил? Его идея перехватить товар?! — Это интересовало Тихого больше всего. Одно дело — инициатива чересчур самостоятельного отморозка, и совсем другое — если тот действовал по указанию своего шефа. Это уже прямой плевок в лицо.

— Толком так и не выяснил. Натаха говорила, были у нее кое-какие подозрения, что не от себя Бык банкует, но вы сами знаете, шеф, похотливая баба мозгам не хозяйка, — сказал Пал Палыч.

— Жаль. Значит, придется начать дознание с Фиксы, отработать пидора по полной программе, прямо завтра, и посмотреть, как отреагирует Мальцев. — Тихий замолчал, ожидая, когда Бульдог сам перейдет к рассказу об участи приговоренной нимфоманки.

— Мы все сделали так, как вы хотели, Степаныч, — поняв, чего от него ждет старик, тихо проговорил бывший мент. — Кроме посадки на болт. Пацаны сказали, у них на такую мымру даже с домкратом не встанет! — зло хмыкнул Бульдог. — Короче, сначала обнадежили, типа отдавай копье и сваливай на все четыре стороны, выгребли лавы подчистую, свозили к нотариусу, взяли дарственную на квартиру и тачку и потом уж... накинули струну на шею, свезли на Южное, положили в свежую могилку и землей присыпали. Сегодня, ближе к обеду, сверху жмура в ящике положат, так что ништяк. Баба она одинокая, никто искать не станет. Потом по-тихому подбросим соседям мулю, вроде как все продала и на юга укатила.

— Спасибо, Паша, что бы я без тебя делал, — с преувеличенной благодарностью в голосе произнес Тихий. — Только ты не расслабляйся, дел на сегодня выше крыши. Короче, ребят не отпускай. Пузырь пригласил меня на свадьбу, в Троицкий собор. Женится, значит, студень с ушами. Венчание в три часа, сегодня... Соберутся все солидные, без жен.

— Сходка? — сообразил Пал Палыч. — Где?

— Вне всяких сомнений. Места не знаю, но это не проблема. Туда после венчания такой кортеж двинет, что ментам впору движение перекрывать... Я хочу, чтобы ты и несколько самых крепких мальчиков находились рядом.

— Понял, Степаныч. Есть серьезные опасения? — В голосе Бульдога слышалось напряжение.

— Я почти уверен: самое худшее, что может произойти, так это визит псов из ОМОНа. Если мусора нагрянут, ничего не предпринимайте. Вызови Перельмана. За мной чистяк, через три часа отпустят. Но если я дам сигнал на наш персональный пейджер... значит, лажа. Прорывайтесь. Буду жив — вытаскивайте. А нет — боезапас у вас солидный, разберетесь на месте, кто прав, кто виноват.

— Не волнуйтесь, Олег Степанович. Может, дополнительную охрану прислать?

— Этой-то многовато будет, — вздохнул старик. — Обойдусь Виталиком. Куда в храм Божий целой ордой переться. И без того люда разного набьется, не продыхнуть... В общем, ты все понял, дорогой.

— Я и ребята будем рядом, на двух машинах. Возьму шесть человек — группу Дольфа, при полном арсенале и в броне.

— Вот и ладушки. Ну, не буду больше отвлекать.

Тихий нахмурил брови и задумался. Подошел к столу, открыл деревянную коробочку, набил ванильным табаком дорогую, ручной работы аргентинскую трубку, закурил, пуская клубы густого и ароматного дыма, и принялся вышагивать по кабинету.

Интуиция подсказывала патриарху, что сегодняшний день не только круто изменит всю его нынешнюю жизнь, но и отразится на раскладе сил в криминальном мире Санкт-Петербурга. Будут ли перемены связаны с предъявленным ему ультиматумом? Возможно. А возможно, и нет. Тихий еще не определился, выйдет ли он, признав поражение, из игры, если подозрения о заговоре подтвердятся. Или в нем взыграет униженная гордость пахана и он, как окруженный стаей шакалов седой раненый волк, оскалив клыки, начнет неравный бой не на жизнь, а на смерть.