Валерий Горшков - Хищники

Случайно взглянув на Родникова, Ворон заметил, как при упоминании о гибели майора СОБРа изменилось лицо журналиста. Глаза Родникова загорелись такой злобой, будто он был готов вот-вот вцепиться в горло закатывавшемуся от хохота киллеру. Левая щека журналиста нервно подергивалась, а пальцы непроизвольно сжались так, что побелели костяшки. Еще пара секунд, и он мог потерять над собой контроль... Сыщик сделал почти неуловимое движение плечом, и в его ладонь прыгнул вороненый «стечкин». Свободной рукой он схватил Механика за волосы и резко рванул его голову к себе. Смех прекратился мгновенно, словно кто-то нажал на кнопку и выключил звук. Киллер вдруг затрясся всем телом, его нижняя губа безвольно отвисла, а бегающие глаза резко остановились на прижатом к его лбу пистолете.

— Не надо, — прохрипел парализованный страхом Механик, боясь пошевелиться.

— Такая подлая тварь, как ты, не имеет права ходить по земле! — Во внезапно установившейся тишине слова Ворона прозвучали как приговор. — По закону тебя следовало бы сдать ментам, но в таком случае нет никакой гарантии, что рано или поздно ты снова не окажешься на свободе. И даже в том случае, если тебя все-таки осудят и дадут «вышку», то вряд ли расстреляют. Продажные болтуны, готовые в любой момент смыться за границу, все настойчивее требуют милосердия для убийц! Сначала тебя помилуют указом президента, а потом отправят в тюрьму для пожизненно осужденных. В итоге ты останешься жить, что несправедливо по отношению к тем людям, которых ты собственноручно и хладнокровно убил. Поэтому ты умрешь!

Спустя секунду после окончания этой краткой речи грохот выстрела больно ударил по ушам Родникова и эхом прокатился по всему огромному помещению. Под обмякшим телом Механика, которого Ворон все еще продолжал держать за волосы, быстро растекалась маслянистая кровавая лужа. Стена за спиной киллера была забрызгана кровавыми ошметками мозга. Журналист, почувствовав, что вот-вот потеряет сознание, машинально оперся на продолжавшую работать камеру...

Ворон разжал пальцы, забрызганные кровью Механика, и труп повис на пристегнутых к трубе наручниках, неестественно вывернув руки.

— Это не постановочный кадр, — твердо произнес Ворон, глядя в объектив камеры. — Труп наемного убийцы по кличке Механик будет ждать санитаров из морга на двадцать втором километре Приморского шоссе. И пусть каждый питерский «бык» внимательно вглядится в эту картину. Скоро и его самого ждет такая же участь, если он вовремя не поймет, что пора остановиться!..

Ворон вышел из кадра, подошел к камере и нажал на красную кнопку с надписью «stop». Запись остановилась. Родников словно очнулся, встретившись взглядом с Вороном, и спросил заплетающимся языком:

— Это... все?

— Все, — вздохнул сыщик, пряча пистолет. — Собирай аппаратуру и не сердись, что впутал тебя в эту историю. Мой друг отвезет тебя в телестудию. Кассету не показывай никому, кроме директора. Желательно, чтобы она была запущена в ночном выпуске новостей. Скажите, что принес неизвестный. На днях я тебе позвоню, и мы переговорим о твоем деле. Договорились?

— Да, — ответил Игорь, снимая камеру со штатива и стараясь не смотреть на окровавленный труп киллера, четыре недели назад убившего майора Безукладникова. Быстро упаковав камеру в cумку, Игорь позволил снова завязать себе глаза шарфом и вслед за Вороном вернулся к поджидавшему их автомобилю.

— Отвези его на телевидение и возвращайся, — услышал он слова Ворона, донесшиеся словно издалека.

Потом они долго куда-то ехали, то останавливаясь, то вновь набирая скорость, но Родников был настолько потрясен увиденным, что слабо воспринимал происходящее. И лишь когда водитель разрешил ему снять повязку, Игорь пришел в себя, сорвал с лица шарф и, схватив лежавшую рядом на сиденье сумку, выскочил из машины. Он почти бежал, стараясь как можно быстрее удалиться от стоявшей в темном проходном дворе черной «девятки», — бежал до тех пор, пока, проскочив через бесчисленное количество подворотен, не оказался на шумном и многолюдном Московском проспекте в двух шагах от офиса телекомпании «КТВ». Только тут журналист остановился, с трудом переводя учащенное дыхание, прислонился спиной к холодной стене дома и закурил. Он провожал спешивших по проспекту горожан отсутствующим безразличным взглядом и думал о той страшной казни, которую только что, на его глазах, совершил Ворон, и о том диком резонансе, который вызовет видеозапись этой казни.