Андрей Измайлов - Белый ферзь

А чуть наискосок, на углу, — магазин «Рыба». А если вдоль него по Петровке метров тридцать, то — двухэтажный особнячок. Там два подъезда. Между ними еще фирменный шоп «Lee Cooper», о чем свидетельствуют жилетка, рюкзачок, ремень и прочие джинсовые производные в витрине. А также очень жизнерадостный негр в полный рост, от макушки до пят упакованный в продукцию «Lee Cooper», — очень разноцветный, очень глянцевый, наклеенный на картон и аккуратно вырезанный по контуру. Фото. Издали нетрудно на секундочку спутать с живым-натуральным. А потом еще на секундочку задержать взгляд — а-а, фото! Где секундочка, там и две — достаточно, чтобы зацепить внимание потенциального покупателя: «Заходите!»

Зато фигура у самого у подъезда — живее всех живых, всяко живее фотографии. И меньше всего эта фигура выражает гостеприимство: «Заходите!» С точностью до наоборот: «Иди-иди! Тебе не сюда!»

Колчину было именно сюда. У него назначено. С Баймирзоевым. Хорошо бы еще где-нибудь неподалеку припарковаться и не торопясь определить, откуда исходят флюиды слежения. Колчина могли и должны были ВЕСТИ по городу и до дверей особняка — так ему подсказывало чувство боевой ситуации. Все время, каждый миг — ощущение, что не один.

Однако место для дислокации выбрано Баймирзоевым на редкость удачно. Для Бая. И на редкость неудачно для ЮК. Движение здесь судорожное, лавинное, непрекращающееся — лишь с краткосрочными светофорными паузами для какого-то одного из потоков, зато другие в ту же паузу, фырча, стараются проскочить, успеть. Негде здесь поставить машину так, чтобы и обзор был приемлемый, и сам — вне поля зрения.

Колчину не удалось даже сбавить ход, проезжая мимо баймирзоевского офиса в общем потоке. Значит так… Фигура у подъезда — понятно. Разъевшаяся ряха, перебитый нос, челюсти, ужевывающие бесконечную резинку, сантиметровая стрижка. Типаж. Рожи у них разные-безобразные, фигуры одинаковые — «быки» и есть «быки». Вот и у мальчонки, развалившегося в кресле посреди тротуара у мебельного магазина, та же, с позволения сказать, фигура. И мальчонка — не из персонала магазина. Просто пришел и сел. А чё?! Отдыхает он! И кто осмелится его утомлять: «Сюда нельзя садиться. Продано. Вставайте!» Никто не осмелится.

А больше Колчин никого не отметил, кроме рядовых вояк баймирзоевской кодлы. Они — даже не вояки, они караул. Чтоб внушительным видом отпугивать посторонних.

Ай, Баймирзоев, ай, опускаешь планку! Если уж поддерживаешь легенду о своей рукопашно-корейской сущности, то и людей надобно подбирать под стать — постройней, поманевренней.

Впрочем, тогда и легенду придется чем-то подпитывать, с группой работать, учить. Хлопотно.

То ли дело набрать ражих кретинов с животами — главное масса. Совпадает со стереотипом «быка» — и достаточно. Того и достаточно. Они ж — привратники. А вот за воротами могут оказаться бойцы, более соответствующие званию ученика. Что-то папа О умел когда-то, чему-то папа О выучил свою гвардию?

Для Колчина, само собой, не проблема справиться с бойцами папы О.

Не проблема, но и не задача.

У него задача выбраться из автомобильного потока, сделать крюк и вернуться-остановиться в назначенное время. Не скрываясь, не маскируясь. У него назначено. В 11.00. О чем Баймирзоев, надо полагать, помнит, не забыл. А зачем? А поговорить.

«Может, людьми помочь? Еще чем?» — предлагал Борисенко. Не надо. Иная задача — просто поговорить. Была бы задача снять «быков» без лишнего грохота и повязать Бая — тогда да, тогда Борисенко со товарищи незаменим… Относительное неудобство расположения офиса, неудобство для штурмующих, — относительно. И привратники — это так… чучела брюхатые.

Нет, Борисенко пусть пока займется другим — прокачкой по СВОИМ каналам информации о…

И хорошо, что они, Колчин и Борисенко, действуют порознь. В присутствии и с участием майора РУОПа беседы между ЮК и Баем не получилось бы. Для майора гр. Баймирзоев — бандит, и беседа с бандитом должна складываться так… Далее — по тексту развеселых борисенковских откровений.

Но сопровождай Колчин Борисенку по коридорам и кабинетам РУОПа в бывшем партийно-хозяйственном гнездилшце, он бы тоже не помог, а помешал. Помешал бы некоторой сугубо-профессионально-милицейской непосредственности: «Мужики! Сколько трупаков за последние десять дней у нас в сводке. А баб среди них сколько?» При живом муже это как-то… неловко. Но и ходить по коллегам с киношным выражением волевой угрюмости, морщить лоб, изрекать глубокомысленные междометия, изъясняться с «мужиками» иноязычием… — не поймут, черт-те что припишут: «Ты чего, на место Шуршайлы метишь? Или недопил вчера? Так и говори — трупак! Баба, значит? Угу… Расчлененка в Битцевском лесопарке. Голову не нашли… В чем твоя-то была?» Поди поморгай-изморгайся: «Не моя, а вот этого, соседа моего». Лучший способ помочь — не мешать.