Учитель и ученик — ежели повторить древнекитайскую витиеватость — двое на циновках, настолько близкие друг к другу, что между ними можно положить посох длиной в один джан.
Да, ученик никогда не сможет победить учителя. Но не только потому, что (говорилось уже Колчиным) у сэнсея возникает биополярное чутье ученика — он читает его движения задолго до того, как удар наносится. А еще и потому, что ученик, блюдя Сяо (сыновняя почтительность, знаете ли, сыновняя почтительность!), не смеет демонстрировать превосходство. И объяснит это превосходство, если оно выражено столь явно, лишь руководящей и направляющей силой учителя — ученик же всего-навсего предвосхитил.
Поручил Колчин Зубареву кое-что выяснить?
Зубарев выяснил. И даже на сутки раньше. И поспешил сообщить учителю на сутки раньше. Иначе бы сообщил только через неделю, а сэнсею время дорого. А Зубарева уже завтра в Питере не будет, он сегодня в ночь отбывает — командировка от фирмы. Куда-куда! В Каир. Надо полагать, для опровержения закона Михайло Ломоносова на международном уровне. Не суть.
А суть в том, что единственное время и место для передачи информации по заданию ЮК — сегодня и здесь.
Сегодня — ибо до «Стрелы» у Зубарева осталось всего ничего, пять часов.
Здесь — ибо подобная информация не для передачи по телефону (это раз!), ибо сам ЮК не звонит в соответствии с договоренностью: срок — завтра! (это два), ибо застать ЮК можно только в номере, и было бы отрадно, когда б ЮК объявился в номере до того, как Зубарев вынудится поспешить на «Стрелу», иначе ЮК удовольствуется запиской «Юрий Дмич! Это я, Зубарев. Все сделал, как обещал. Но меня не будет неделю» (это три!).
А тут все так удачно случилось! И ЮК пришел загодя, и Зубареву есть что рассказать, и коньяк — «Кизляр» (самый натуральный и не самый дешевый. Дагестан — пожалуй, один не воюет из всех коньячных республик. Коньяк же капризная сволочь, ему отлежаться необходимо года три минимум. Отлежишься, как же! Разве что в Дагестане. У фирмы, где Зубарев, — прямые поставки с Дербентом. А «Кизляр» — это не три звездочки, это КВВК!).
Коньяк действительно был неплох. Про зубаревскую всепроницаемость Колчин не спрашивал. На то Андрей и «зенитовец» со стажем, чтобы обойти портье с камуфляжным дедушкой, очутиться в номере гостиницы без ключа.
Однако, помимо умения проникнуть, нужно представление о том, куда проникнуть.
Помнится, Колчин не называл Зубареву гостиницу и тем более номер.
Но учитывая всеобщую компьютеризацию, когда любая уважающая себя организация обзаводится четыреста-восемьдесят-шестым… учитывая специфику занятий зубаревской конторы (не той, где он нынче, а той, где он ранее, хотя не факт, что это не одно и то же…), конторы, которой не обязательно иметь модемную связь для снятия интересующих ее сведений, учитывая специфику «Чайки» — для иностранных специалистов — и прежнее (только ли прежнее?!) пристальное внимание к — вот именно! — иностранным специалистам… Мудрено ли Андрею Зубареву вычислить местонахождение ЮК?!
Потому Колчин и не задавал лишних вопросов Зубареву. Лишних в том смысле, что такие вопросы только поднимали бы ученика над учителем, а это… лишне.
Пришел? Сам пришел? Пришел — и говори.
Зубарев говорил. Впрочем, не о том, с чем пришел. Коньяк располагает к разминочной неспешности. Это — не водка: хлоп стопку — выкладываю! Смакование коньяка есть сначала согревание емкости в ладони, потом внюхиванье в аромат, потом тщательное прожевывание первого глоточка и лишь потом — глыть! Вот и разговор должен по ритуалу пройти все перечисленные стадии…
Андрей Зубарев «согрел в ладонях», отхвалив выбор Юрия Дмича: «Чайка» — а-атличная гостиница, и на отшибе, и не так чтобы цены запредельные, и девицы здесь непуганые — сиськи навыкате, в глазах одно: «Трахаюсь! мелких не предлагать!» И вообще Питер, конечно, не Москва, но согласись, Юрий Дмич, свои преимущества есть, а? Как тебе Питер, Юрий Дмич? (Внюхайтесь в аромат, внюхайтесь!)
И Колчин осознал, что типично питерских впечатлений не набрал за три дня. Любая достопримечательность пропускалась через призму «Инна? Где? Кто?!».
— Попрошайки у вас колоритней, — поднапрягшись, припомнил Колчин первое непосредственное впечатление, «поэта» у Думы. — В Москве они у нас попроще.
— О! Юрий Дмич! Ты в метро еще не сталкивался… Да, ты ведь на колесах…
И Андрей Зубарев охотно забалагурил на тему колоритных нищих града Петрова… В переходе с Гостиного на Невский был один… Лысина, бородка, засаленный галстук в крупный горох, пиджачишко. Похож, похож! На кого? На Него! Канючил: «Подайте вождю мирового пролетариата!» До миллиона в день зарабатывал. Когда же его, двойника, принимались гонять твердокаменные (святыню попирает, шут!), он орал: «Товаг’ищи! Большевики бьют вождя! В этом они все!» А еще в переходе между Сенной и Садовой мужик пел шаляпинским басом «А я люблю женатого!» в сопровождении магнитофонного оркестра. Только потом пригляделись: туда шли — мужик пел, обратно идем — другой мужик поет, а на следующий день и вовсе какой-то юноша. Но все тем же шаляпинским басом! Что за династия?! A-а… Вот как! Никакого баса, бас тоже на магнитофоне, попрошайки посменно дежурят, рты разевают. Прогресс! Нищие под «фанеру» поют, денег требуют! А еще есть такие, которые повадились…
Читать дальше