Иван Сербин - Проба пера

— Ты мне первым предъявы двигал, ты и доказывай. Мое слово второе. А если ты против меня доказательств не выкатишь, я, Абрек, тебя и твою структуру на такие бабки выставлю, за всю жизнь не расплатишься! А следом и Смольного.

— Слышь, Кроха, а ты не много на себя берешь? — ощерился Смольный.

— Погоди, Смольный, — Хевра поднял руку. — Кроха, а ты-то сам доказательства предъявить сможешь?

— Я сказал, когда до меня очередь дойдет, я свое слово скажу. Только ты, Хевра, видать, понятия забыл. Не я вас на разбор тащил. Не я вам «стрелку» забивал, не я вам предъяву первым выкатывал. Не мне сейчас и отвечать. Давай, Абрек, мы ждем.

Манила усмехнулся, покачал головой.

Мал о блефовал отчаянно и нагло. Он понимал: главное — сбить присутствующих на разборе «пап» с толку. Оно конечно, насчет него уже все решили, но здесь же без малого сотня бойцов. Звон по всему городу пойдет, а потом и за край выплеснется. И тогда Абреку и Смольному двинут предъявы совсем другие люди. И отвертеться им не удастся, потому что доказать свою правоту они не смогут. Не в «абвере» же им справку брать. А единственный человек, способный сказать: «Я соврал», — он, Кроха, — будет к тому времени мертв. Так что… ваши не пляшут, ребята.

Правда, эти соображения работали только здесь, на этой самой площадке. Стоит Смольному и Абреку послать людей в морг, и песенка Крохи будет спета. Чингиза знает большинство братков в городе. И если его команда реально нарвалась на засаду…

— Звонят, Кроха, твоего человека видели в Москве. Как раз возле «Серебчиков». Аккурат в ночь убийства Божи, — угрюмо сообщил Абрек.

— Кто звонит? Кто видел? Какого человека? Абрек, б…ь, что ты как в детском саду базар ведешь? — раздраженно ответил Кроха. — Ты людей реально выставь. Болтать мы все можем.

— Пацан, иди сюда, — Абрек повернулся, поманил кого-то пальцем. Из тени на свет вышел один из бойцов — невысокий, коренастый мальчуган. Жался смущенно. Никогда, видать, его ответ держать перед нужными людьми не ставили. — Ты видел человека Крохи? Реально?

— Ну да, — кивнул тот, отводя взгляд. — Видел.

— Лично?

— Ну да… — пацан смутился еще больше.

— Кого? — спросил Вячеслав Аркадьевич. — Чего ты жмешься, как девка? Высунул язык — пой давай. Иначе не хрен было вообще вперед выходить.

— Чингиза видел.

— Ты уверен, что ничего не напутал?

— Нет. То есть да.

— Что «да»?

— Уверен. Чингиз это был. С девчонкой какой-то они как раз от «Серебчиков» отъезжали.

— Ну, Кроха? — попер буром Абрек. — Что скажешь?

— А что тут сказать? Во-первых, Чингиз не при делах, — заметил Мало. — Он своей дорогой ходит, меня не спрашивает. Во-вторых, звонят, у него в Москве подруга живет. Так что он мог к ней ездить. В-третьих, если там был Чингиз, то чего же ты мне вопросы задаешь? Чингизу бы и задавал. Ну и в-четвертых… — Вячеслав Аркадьевич повернулся к свидетелю: — Пацан, а ты-то сам что в Москве посреди ночи делал?

— У меня там мама живет, — пробормотал паренек.

— Мама, говоришь? Доказать сможешь? Реально! Здесь, сейчас! Может, в твоем «рыле» прописка московская стоит с адресом? Так вынь, покажи. Нет? Какого хрена ты на улицу поперся ночью? Теперь так принято, от мамы среди ночи ноги делать? Или, может быть, все куда проще: ты вовсе не к маме ездил, а ездил ты реально Божу гасить по указке этих двоих? — Вячеслав Аркадьевич указал на Абрека и Смольного. — А теперь «стрелки» на Чингиза кидаешь. Или Чингиз лох, по-твоему? Человека реального валит, а сам светится, как конь на параде? Еще и бабу с собой приволок. Да если бы Чингиз за такую работу взялся, хрен бы кто про это узнал. И алиби себе обеспечил бы — толпа важняков болт разобьет, ничего не докажет. Пацан, говори правду! Или я из тебя душу вытрясу.

— Да я-то чего? — совсем сник тот. — У меня правда… мама…

— В районе «Серебчиков», да? — скривился Мал о . — Какое совпадение. — Повернулся к Смольному: — Что за туфту твои люди гонят, братела? Ну, Абрек — ладно. Он никогда хорошими манерами не отличался. Но ты-то, Смольный, в «законники» метишь, а сам понятий не соблюдаешь. Доказательств против меня у тебя никаких, а предъявы гонишь — деревья на Магадане гнутся. Объявлять меня надумал. Точки мои гребешь под себя. — Абрек удивленно взглянул на Смольного. — Да, Абрек, кинул тебя твой корефан. Развел, как лоха последнего, на базары дикие о воровской дружбе. Видишь, Смольный, какие вам обоим вилы выкатываются? За такие базары и спросить с вас можно реально.