Михаил Март - Погашено кровью

Выезд на место следователя – дело необычное, и этот факт также беспокоил Петухова. Возможно, он что-то не понимал, либо в деле беглых имелись особые заморочки, о которых он ничего не знал.

Сычев не испытывал такого волнения. Он понимал, что его выгнали из города, дабы он не мешал. Сычев хотел помочь старому другу. Он оценивал себя как грубую силу, способную вытаскивать вещи из пламени, но не тушить сам пожар.

Сычев не хотел стать обузой для друга, у которого сейчас забот полон рот. По части розыска Петухов был высоким профессионалом, и двенадцать лет лишений не могли его дисквалифицировать.

Поезд замедлил ход и крадучись подобрался к платформе. Жалкая кучка пассажиров высыпала на заснеженный перрон и двинулась вперед, где стояла одинокая фигура человека в белом полушубке и унтах.

Их встреча выглядела сентиментально-киношной, со слезинками на глазах и долгими объятиями и похлопываниями по спинам.

– Привет, чертяка! Живем! – хрипел Сычев.

– А куда денешься, Алешка! Нас не так-то просто сгноить! – После долгой церемонии встречи друзья направились к машине.

– А ты, чертяка, небось от работы филонишь и решил ко мне на каникулы завалиться? – с хитрой усмешкой спросил Петухов.

– От тебя ничего не скроешь.

Сычев не сказал о ссылке, а Петухов понял, что рыбка с крючка сорвалась и истинной причины приезда Сыча он не узнает.

– Воздух, тишина, благодать! – начал Сычев петь гимн Сибири. – И ты здесь, как в холодильнике, сохранился. Здоровый, цветущий, румяный. Словно вчера тебя видел.

– Хорошо поешь, Леша. Давно в лирики перековался? – В машине Сычев согрелся. «Кукушка» едва отапливалась, и он немного замерз, а тут от печки шел жар.

– Да, легко ты оделся, Леша, – читая мысли, сказал Петухов. – Но я тебе подберу снаряжение по погоде. У нас градусов на пятнадцать ниже, чем в городе. Хорошо еще, солнышко несколько дней в году светит.

– Может, и я заморожусь. Не люблю крупные даты и юбилеи.

– Да-да, помню. Ты же на пять лет старше меня. Стрелки к полночи приблизились?

– Угадал. А дальше сплошная темень, настал период мемуарной хандры.

– Нормально, Алеша. Всех бандитов не переловишь и не пересажаешь. А вспомнить есть что.

– Утешаешь, Илюша. Я и сам все вижу.

– В Москву вернуться не хочешь?

– На экскурсию. Ничего уж там не осталось. Сын на Северном флоте в подводниках служит, старуху свою я здесь похоронил. Куда мне рыпаться и кто меня ждет? Лет этак на десять пораньше, то, может, и решился бы. Съезжу к сыну в Мурманск, заеду к Трифонову Сашке в Питер, и все мои задумки, а в столицу не хочу. А ты по Москве тоскуешь?

– Как каждый узник по дому. Меня тайга не скрутила. Правда, дома у меня не осталось. Дочь меня и не вспомнит. Что ей было-то? Десять лет, а сейчас двадцать два. Замужем, поди. Помню, когда я семью сюда привез, то где-то в глубине души надежда теплилась. Вот скоро добрый царь придет и вернет нас назад, в строй. Мы же гвардия! Черта с два!

– Она ушла от тебя? – оборвал подполковника Сычев.

– Недели не выдержала. Поначалу тут и поселка не было. Жили в зоне. Страшно ей стало, схватила Юльку и в Москву подалась. На кой черт ей эта тайга сдалась в сорок лет. Украдкой сбежала.

– И с тех пор не виделись?

– Нет. Я каждый отпуск в Москву срывался. Приеду – а она с дочерью в Сочи либо еще где. Через пять лет бросил я эту затею. Жил лишь надеждой: а вдруг вернется. Дом отгрохал на целую семью. Поселок с клубом. Дверь на ночь не запирал. Все мне чудилось, будто она прийти должна. Куда там! Слышал, что она замуж вышла за штатского. Плевать! Жаль, что дочь от меня прятали. Но и с этим смирился.

– Ты смирился? – глухо спросил Сычев. – Брось! Я смирился, ты смирился, Глеб смирился, в гроб от самогонки травленой лег. Кешка в Одессе на бандитский нож налетел, Николай под Мурманском под лед ушел, преследуя урок. Так и перешибут всех по одиночке.

– Ну о нас руки марать никто не будет. Чего мы стоим? Нас проще за дверь выставить. – По коже Сычева пробежала дрожь. Петухов попал в десятку, сам того не понимая.

Дальше ехали молча, запала надолго не хватало. Весь пар давно уже вышел.

Машина пересекла шоссе и через десять минут въехала в поселок, где стояли рубленые избы.

– Сейчас ко мне заедем, – сказал Петухов. – На зоне работает желторотый лейтенантик. Краевой отдел УВД прислал. Пусть они с кумом в казаки-разбойники поиграют, а мы с тобой о деле подумаем.

Аргумент был принят, и Петухов привез старого друга в свой дом.