Михаил Март - Тем тяжелее будет падение

Участки по полгектара позволяли строиться с должным размахом и при этом оставаться на почтительном расстоянии от соседей. Обитатели особняков жили замкнуто и не интересовались теми, кто живет рядом. Вряд ли они видели друг друга в глаза. Кирпичные заборы были слишком высоки, а из ворот выезжали машины с тонированными стеклами.

Ей не пришлось долго искать нужный дом, их не так уж много выросло за последний год. Она хорошо знала дорогу, и забыть ее не могла. Человек не может забыть место, где у него все – счастье и надежда, прошлое и будущее, смысл всего, ради чего он живет.

Через пять минут она стояла у ворот, которых раньше здесь не было.

Огромные чугунные монстры. Забор вырос еще больше, а на вершине затаились видеокамеры и змейкой пробегала колючая проволока.

– Боже ты мой! Нормальные люди рвутся на свободу, а эти добровольно идут в заточение. Несчастные!

Она не решилась нажать кнопку звонка. Тот, кто здесь жил раньше, не стал бы так прятаться. Анна пошла дальше. У опушки в покосившейся хибаре жил старик.

Его жилище не смели с лица земли только по одной причине: никто лучше него не высаживал цветы и не разбивал клумбы. Платили ему гроши, но деньги его не интересовали. Важно, чтобы не трогали и дали дожить свой век там, где родился, где похоронены жена и дочь. Ему приходилось ухаживать за всем кладбищем, чем он и занимался все свое время. После того как деревеньку «распахали» под строительство коттеджей, всех разнесло по ветру. Старое кладбище за лесом начало зарастать бурьяном. Вот дед Матвей и воспрепятствовал этому.

Негоже терять память об усопших, и начал Матвей строгать доски, ставить новые кресты, высаживать цветы, посыпать песком дорожки.

В такую избушку страшно входить, вот-вот крыша на голову свалится, но Анна вошла. В сенях стоял гроб, и девушка от неожиданности вздрогнула. Кажется, она и здесь опоздала. Но кашель, донесшийся из комнаты, успокоил ее – старик был дома. Она постучала в дверь и вошла. Здесь жил счастливый человек, он мог себе позволить не иметь замков. Старик пил чай, сидя у окошка. Он был живым и подвижным в свои восемьдесят два, не думал о болезнях и смерти, а все потому, что понимал нужность и важность своего существования.

– Что, дочка, гроба напугалась? Жив еще, но смерть не за горами, позаботился, дабы в овраг не выбросили. Мужики из соседней деревушки похоронят. Я им в подвале самогонки оставил на помин души. Четверти им хватит.

– Вы меня не помните, дед Матвей? Я Аня. У меня здесь друг живет, а может, жил. Николай Николасвич Поспехин, художник. Вы за его оранжереей ухаживали и о цветах нам рассказывали. Он вам картину подарил. Вот она, над кроватью висит.

– Помню-помню, мозги еще варят. Хороший художник был. Видать, тебя долго по свету носило. Помер Коля. Как и что, не знаю. Приехал его сын и нашел его мертвым на ковре в гостиной. Здесь его и похоронили. А дом сын тут же продал. Со всем добром, только картины забрал. Сейчас там какой-то тип живет. Зовут его Евгением Александровичем, годков сорок. С кем живет, не знаю, но народу на его участке всегда много.

– Вы были там?

– Да, шиповник высаживал. Оранжерею-то сломали. Новый хозяин цветы не любит. Этаж в доме надстроил, все по-своему переделывает.

– А баню не трогал?

– А что ее трогать! Банька знатная, на совесть построена, со знанием дела. А так, кто его знает, он мужик странный, своевольный, все по-своему хочет, живет сам по себе. Самодур, одним словом.

– Небедный самодур. Такие хоромы купить не каждому по карману. Поспехин пять лет дом строил, так у него же картины на лондонских аукционах продавались.

– Нет, новый хозяин не из ваших. Даже я понимаю, что грамоте его плохо обучали, а красоте он предпочитает стрельбу. Тир открытый на участке устроили, все цветы помяли. Из чего они там только не стреляют! Сейчас бассейн роет и застеклять его собирается. Аккурат рядом с банькой. Если хочешь, я тебя отведу на Колину могилку. Ему приятно будет.

– В другой раз, Матвей Силантьич. Мне в город нужно. Я еще приеду сюда. Скоро приеду, тогда и на могилу сходим.

Анна ушла. Сейчас электрички забиты до отказа, люди едут на работу, час пик, и она проскользнет незаметно. Что делать, она не знала. Все расчеты полетели к чертям собачьим, ни денег, ни документов, ни пристанища. Если ее начнут искать, то все сразу. Старыми связями не воспользуешься, о них всем заинтересованным лицам известно. У нее не больше суток на свободное перемещение, потом начнутся облавы. А за сутки она ничего не успеет, тут и думать нечего. Из Москвы далеко не уедешь. Все, что ей нужно, здесь, и она должна быть здесь. Об этом ее враги тоже догадываются. Вырвалась из одного капкана, чтобы саму себя загнать в другой, более страшный и даже смертельно опасный.