Анатолий Гончар - Рейд в ад

Ветерок бил в лицо, но не освежал, а высушивал и без того высохшую, потрескавшуюся кожу. Поднимавшееся все выше и выше солнце донельзя укорачивало и без того короткие тени. Постояв некоторое время на балконе, понаблюдав за перемещениями местных жителей, я вернулся в комнату и, подойдя к книжному шкафу, долго выбирал книгу. В конце концов взял «Войну и мир» Льва Толстого, прилег на диван и углубился в чтение. Но вновь к сердцу подкатила боль, тоска сдавила грудь, к горлу подступил ком. Бездумно я переворачивал страницы, цепляясь только за отдельные слова и не вникая в смысл написанного, но на описании псовой охоты взгляд невольно задержался, заскользил по строкам, очарование образов вовлекло в водоворот событий и не отпускало, пока длилась эта неимоверная скачка. Боясь стряхнуть шаткий миг успокоения, я вспомнил когда-то давно слышанные строки:

Там, кажется, существовало продолжение, но я его не помнил. Уснул я совершенно незаметно, а проснулся от скрипа открывающейся двери. Вскочив на ноги, первым делом огляделся по сторонам. Наконец сообразив, где я, взглянул на часы, время перевалило далеко за полдень…

— А Аркашка все играет? — из коридора донесся смеющийся голос Шафката. — Николай Михайлович, он, наверное, как я ушел, так из-за стола и не вставал?

Я ответил что-то нечленораздельное, а что я мог сказать, если спал?

— Пачпорта вот, — Шафкат расстегнул черный портфельчик и, запустив руку, довольно небрежно бросил на кровать два новеньких паспорта. Излишне, надо сказать, новеньких, надо потом их слегка подзатереть. А Шафкат продолжал: — Вот и билетик: поезд… — Москва. Время отправления два тридцать два ночи. Так что времени рассиживаться у нас нет. Расул в курсе, скоро подъедет. Николай Михайлович, можешь собирать вещи.

При упоминании о вещах я хмыкнул. Всего и вещей — пакетик, флэш-память и листок с телефоном. Да, чуть не забыл — полпачки долларов.

— Мне и одеть-то нечего, — это я сказал вслух и, подойдя к кровати, взял в руки один из паспортов. Вот ведь черт, никогда не думал, что буду подделывать собственные документы.

— Одежда — не проблема, — подмигнув мне, Шафкат решительно направился к шкафу, распахнул его, порылся внутри и явил свету преотличнейший костюм. — Мы с тобой роста примерно одинакового… — он окинул меня взглядом.

— Роста, может, и одинакового, — я недвусмысленно намекнул на его габариты.

— А, это, — отмахнулся Шафкат. — Я же не всегда таким был, вот и висят теперь…

— И не жалко? — спросил я, начиная примеривать предложенную одежду. — Вдруг похудеешь?

— Не похудею, у нас худые мужчины не котируются. Мне, чтобы серьезные дела решать, вес надо иметь, — он улыбнулся, — во всех смыслах. Иначе уважать перестанут.

— А, понятно, — тут у меня сорвался с языка давно крутившийся вопрос. — Шафкат, на лицо ты славянин славянином, а имя нерусское?

— Ну, так мама с папой назвали, друг у отца был, убили его потом. А имя хорошее, милосердие означает.

— Имя хорошее, — не стал спорить я. «Вот только, нося такое чистое имя, ты занимаешься столь грязным, дьявольским делом». Об этом я подумал, но вслух говорить не стал.

В руках у Шафката зазвонил телефон.

— Алло? Да, слушаю тебя. Через сколько? Понял… — поговорив, он отключил сотовый, сунул себе в карман.

— Звонил Расул, через час он здесь. Надо быть готовыми, ждать он не любит. Нервничает.

Представив спокойного, как удав, водителя «Нивы», я невольно улыбнулся — по-моему, нервничать его заставить могла только начавшаяся ядерная война, и то вряд ли.

Костюм Шафката пришелся мне почти впору. Порывшись в вещах, он подыскал мне и приличную рубашку. Хотел достать еще и галстук, но я запротестовал.

Кстати, на фотографиях в паспорте я был в костюме и при галстуке.

Через час с небольшим у подъезда послышалось недовольное бибиканье.

— Спускаемся, — скомандовал Шафкат, и я, подхватив весьма приличных размеров портфель (Шафкат настоял — интурист без ручной клади выглядел бы подозрительно), рванул на выход.