Михаил Нестеров - Мобильный свидетель

Котик мог выдвигать и другие версии, но глубокого анализа он провести не мог. Скорее это дело Карпова; как он скажет, так и будет.

Сергей выслушал младшего товарища и выставил ему твердую четверку за «сообразительность». И вынес вердикт:

— Кейна нужно убрать.

— Другого варианта нет?

— Предоставь это дело мне.

— Что же, ты разведчик, тебе и карты в руки.

Карпову не понравились ноты сожаления в голосе Котика, и он одной точно выверенной фразой выгнал из него дурь:

— Не забивай голову жалостью к Кейну: он агент иностранной разведки, он по определению твой враг.

Саша провел глубокий анализ и не пришел к какому-то определенному мнению; весы качались то в одну, то в другую сторону. Карпову же хватило беглого, поверхностного взгляда на проблему и сделать вывод: Кейна нужно убрать. Но исключить из этого процесса Сашу Котика. Все предельно просто. Карпов преследовал одну цель: пресечь попытку встречи Саши и Кейна.

Карпов вживался в роль чистильщика, и она, казалось ему, была написана для него. Это сочетание аналитики и исполнения подогревало его кровь; и его вечно холодные глаза по-настоящему ожили только сейчас, когда до встречи с Кейном оставалась минута…

Ночь. Беспокойная, нервная. После дождя горячая дорога парила, как будто ее ошпарили кипятком. Под трибунами стадиона гуляет сквозняк. Кажется, что двери всех помещений разом открыли для проветривания. Сыро и прохладно. Не сказать, что бодрит, но тело съеживается и против воли выпускает иголки. И за этим ознобом можно скрыть накатившее волнение, как предстартовый мандраж. Если бы сейчас Карпов заговорил, то легкой вибрацией в голосе выдал бы свое истинное состояние.

Запах в подтрибунных помещениях особый (уж сколько говорили и писали об этом, но каждому он оставляет свою — уникальную и неповторимую зарубку). Непосильный труд оставил свои метки на стенах в раздевалке, брызнув на них несмываемым пахучим веществом, и он имел собственный образ: кошки, прокравшейся в душу и оставившей следы когтей — боли отчаяния, оставившей следы побед, как смесь слез, шампанского и пота; она оставила следы похоти — это когда двое припозднившихся страстно, из последних сил отдавались друг другу.

Гардероб, порог которого перешагнул Карпов, представлял собой смесь уборной и раздевалки: один гримерный столик, несколько индивидуальных шкафов с обязательными фотографиями близких и календарями на дверцах; пара длинных скамей. Примерно в такой обстановке произошла ключевая встреча Кейна и Котика; остальные, а их наберется сотня, — не в счет.

Рональд Кейн сидит спиной к трельяжу. На его лицо падает свет потолочных светильников, а спину освещают яркие лампы по бокам трехстворчатого зеркала. Он походит на филина, встречающего восход солнца спиной.

Казалось, Кейн ждал кого-то. На самом деле свидание с Эшли Смит уже состоялось, и соотечественница Кейна оставила его несколько минут тому назад.

Казалось, Кейн заждался Карпова. Во всяком случае, его брошенная к глазам рука с массивными часами сказала Карпову о нетерпении этого черного. И даже на короткое приветствие белого (хай!) Кейн ответил устало-раздраженным кивком головы. Репетиции измотали его? Да, бесконечная череда тренировок почти для каждого становится рутиной, а праздники побед, зачастую равные горечи поражений, тонули в этом мутном застое.

— Мне жаль, что так вышло с Сашей. — Кейн развел руками и покачал головой. — Это мы убили его — ты и я. И еще эта женщина.

— О какой женщине ты говоришь? О той, что запомнилась тебе в деловом костюме или без него?

— Что это значит? — нахмурился Кейн.

Да, он пару раз воспроизвел в голове образ обнаженной Аллы, но он видел столько обнаженных тел, женских и мужских, что ее тело растворилось в этой голой толпе. Другое дело — то первое впечатление, указывающее на жертву с ее стороны, и этим все было сказано. Так чего же добивается Карпов своим непрозрачным намеком?

И только теперь до Кейна стало доходить. Конечно, этот проныра Карпов обвел его вокруг пальца; но какой грязный прием он использовал для достижения цели! Он и она, эта парочка белых, поимели его. А может быть, они поимели и Сашу тоже? Рональд отчетливо представил себе натурально постельную сцену: Алла раздевается и ложится голой на кровать; фотоаппарат в руках Карпова чуть слышно щелкает; чуть громче щелкает его язык: «Какая же ты красивая, сука!»

Кейн был готов простить им и эту сцену, но он предвидел настоящую трагедию.