Михаил Нестеров - Мобильный свидетель

— Ты что, стесняешься своего вида? — в лоб спросил Черкунов. — Чудачка.

Он более внимательно вгляделся в нее, заставил поднять глаза. Подошел к ней вплотную и неожиданно для себя и для нее тоже убрал челку с ее лица. На него посмотрели глаза удивительного изумрудного цвета; раньше они блекли в окружении туши и теней, прятались за иссиня-черной челкой.

— Да ты просто красавица, — не сдержался Черкунов.

— Ты шутишь, — ответила она, убрав его руку и отстранившись.

И Черкунов про себя отметил: она употребила нормальное, не сленговое (более привычное для нее) слово: «жок» или «жест», что означало шутить. «Дело идет на лад, — подумал он, представив себя в образе Макаренко. — Такими темпами мы быстро избавимся от „экспрессивно окрашенных элементов речи“».

Он вручил ей пакет с одеждой.

— Ты натуральная блондинка?

В ответ она захлопала белесыми ресницами.

— Понятно… Мне нужно, чтобы ты вернула естественный цвет волос. И вообще — вернула прежний облик, — продолжил Черкунов.

— Я не хочу возврата к прежней жизни. Если тебе интересно, я уничтожила все фотографии… — Она замялась.

Детектив пришел ей на помощь:

— Которые ты отнесла к «доэмовскому» периоду?

— Ну… пусть будет так.

Он не стал спрашивать, зачем она это сделала — для него и так все было ясно: чтобы никто не смог узнать, как она выглядела в прошлой жизни. Жизнь эпохи «доэ» для нее была сравнима с пребыванием в материнской утробе: сморщенное, безликое существо, живая батарейка из «Матрицы».

— И все же, — настоял Черкунов. — Мне нужно, чтобы ты вернула себе прежний облик. В пакете все, что нам потребуется для этого.

— Нам?

Она заглянула в пакет. И вынула первое, что лежало сверху: краску для волос.

— Пойдем со мной в ванную — поможешь мне перекраситься.

— Не заигрывай со мной. Я не поведусь на провокацию.

— Ты святой? Не трахаешь малолеток?

«Святые не трахают малолеток» — родилось у него название нового хита. Оставалась самая малость — написать текст, сочинить музыку и раскрутить шедевр.

— На ближайшие пару недель я запланировал сексуальную пассивность. И вообще, не затрагивай мое либидо. Ты мой клиент, и этим все сказано.

Он проводил Немо до ванной комнаты. Читая инструкцию по применению краски, он отчетливо представлял, как она надевает пластиковую перчатку, разводит краску, втирает ее в волосы. Краска для волос светлая, а волосы у Немо черные. В этой связи детектив подумал о грунтовке: может быть, для такого случая в продаже имелись грунтовки?..

— Эй, как ты там? — он постучал в дверь по истечении получаса.

И внезапно представил, как она уничтожает свои фотографии эпохи «доэ». Призрачный, удушливый дым рассеивается по пустой комнате, в которой нет места отдушине или вытяжке, Немо закрывает комнату на ключ; проходит время, и настает пора открыть комнату, запах гари в которой поможет ей снова обрести свой облик.

Конечно, мысли и настроения у детектива были чуточку сентиментальные. И все потому, что он привык пропускать чувства и душевные состояния людей, с которыми он работал, через свое личное восприятие окружающего мира.

Дверь медленно открылась, и детектив увидел ангела… Он едва поборол желание заглянуть ей за спину — чтобы увидеть белоснежные крылья, а потом дотронуться до них. Ошеломленный ее новым обликом (а скорее контрастом), он был готов служить ей, стать ее рабом, охранять ее от нечисти, населившей этот мир, укрощать ее греховные вожделения. То есть ни много ни мало он сам был готов взвалить на плечи миссию посланника. Он был готов сотворить чудо, поскольку «воспламенел» любовью к богу. «Явление Немо» побудило его к этому.

Он перебрал в голове все, что знал о способностях ангелов. Они были невидимы для человеческого глаза, но могли проявиться в материальном. Их взор проникал через время, читал не только человеческие души, но и мысли, и глубинные помышления сердца человека. Они были способны уничтожать целые города. И в продолжение этой мысли он предложил Немо:

— Для начала ты можешь потренироваться на моем офисе.

— Ты о чем? — спросила она, глядя на него чистыми, как соленые озера, глазами.

Она стеснялась своего нового облика. Может быть, опасалась, что ее новый знакомый посмеется над ней, и потому выискивала в его глазах хотя бы намек на насмешку, и она бы ему этого не простила, — взмыла бы вверх, задевая его крылом, и рухнула вниз.

— Ты красивая. — Как на суде, детектив говорил правду и ничего, кроме правды. Она прятала свою красоту под слоем грима и краски; она прятала красивые слова за вызывающим сленгом. Она прятала белое за черным.